Воровская семейка - [25]

— Кто он? — спросила Кэт.

— Он — никто. — Дядя Эдди перевел взгляд на Габриэль. — Он — все.

Дядя Эдди не особенно жаловал загадки, так что Кэт знала: его слова что-то значили. Вот только она никак не могла понять, что именно.

— Я… не понимаю, — сказала она, качнув головой.

— Это Элиас Мэн, Катарина, — сказал ее дядя, и Габриэль резко выдохнула. Кэт моргнула, ошеломленно глядя в огонь. Снаружи мягко падал снег, но Кэт показалось, что вся Австрия вдруг замерла — ничто не могло нарушить всеобщего оцепенения, разве что…

— Что значит Элиас Мэн?

Кэт перевела взгляд на Гейла и моргнула, вспомнив, что, хотя он отлично владел языком воров, он никогда не был его носителем. Не был одним из их клана.

— Что? — голос Гейла звучал раздраженно. — Что такое Элиас…

— Человек псевдонима, — прошептала Габриэль. — Элиас Мэн — это человек псевдонима.

Но дословный перевод для Гейла ничего не значил. Кэт видела это по его глазам, по нервным движениям рук.

— В старых семьях, — проговорила Кэт, глядя на него, — были особые имена — псевдонимы — которые использовали, исключительно когда затевалось что-то очень серьезное, очень опасное — что-то, что нужно было тщательно скрывать… даже друг от друга. Это были секретные имена, Гейл. Священные имена.

Кэт посмотрела на своего дядю. Она сразу поняла, что за все эти годы он крайне редко сталкивался с псевдонимами. Если бы Кэт попросила старика рассказать ей несколько историй, она могла бы услышать, что Визили Романи однажды украл документы, серьезно компрометирующие одного царя, и похитил бриллианты одной королевы. Он тайно вывез из Германии бумаги с планами нацистов и проделал колоссальную работу за «железным занавесом». Но дядя Эдди не рассказывал ей ничего подобного.

Он только посмотрел на младшее поколение с ироничной улыбкой и произнес:

— Если бы Визили Романи был реальным человеком, ему сейчас было бы четыреста лет и он был бы величайшим вором из всех живших когда-либо.

Гейл по очереди посмотрел на каждого.

— Я все еще не понимаю.

— Это псевдоним, который так просто не используют, молодой человек, — ответил дядя Эдди, но Кэт знала, что на самом деле его слова предназначались ей. — Это имя, которым не может назваться кто угодно.

Дядя Эдди поднялся со стула.

— Все кончено, Катарина. — Он направился к двери с таким видом, будто ему срочно понадобилось помешать что-то в кастрюле на кухне. — Я скажу это твоему отцу. И попробую как-нибудь сам справиться с мистером Такконе.

— Но… — Габриэль вскочила на ноги.

— Псевдоним — это нечто священное! — Старик резко обернулся. — Ни в какую работу, сделанную от имени Визили Романи, не могут вмешиваться дети!

В какой-то степени Кэт отлично знала это, каждый вор в душе был ребенком, а она просто обладала соответствующим телом, которое было как нельзя кстати, если вентиляционная труба была узкой, а охранник — наивным. Но с ней никто и никогда не разговаривал, как с маленькой девочкой.

Дядя Эдди остановился в дверях. Маркус тихо стоял у выхода, держа в руках его пальто.

— Ты можешь отправляться обратно в школу, если хочешь, Катарина. — Старик надел шляпу, и Маркус открыл перед ним дверь. — Боюсь, теперь это дело не по силам даже тебе.

Глава тринадцатая

Кэт даже не посмотрела дяде вслед. Она неподвижно сидела на диване, краем уха слушая, как Габриэль рассказывает о своих планах отправиться на зиму в Швейцарию и поработать там в лыжных шале. В какой-то момент — Кэт едва заметила это — Гейл отправил Маркуса за едой. Она подумала: «Интересно, как он вообще сейчас может есть», — но в этот момент Гейл повернулся к ней и произнес:

— Ну что?

Кэт слышала, как в соседней комнате Габриэль щебечет по телефону, рассказывая кому-то, что скоро приедет в город: «О, Свен, ты такой милый…»

Но в ее ушах все еще звучала фраза дяди Эдди: «Теперь это не по силам даже тебе» — и другие слова, которых он не произнес.

Кто-то очень-очень могущественный украл картины Такконе.

Кто-то очень-очень умный знает столько, что не побоялся вступить в одну из древнейших игр мира.

Кто-то очень-очень жадный сделал так, что ее отец оказался с Такконе лицом к лицу.

Только кто-то очень-очень глупый ослушается дядю Эдди и попытается все изменить.

Если что-то еще можно изменить.

— Ты же знаешь, мы всегда можем… — начал Гейл, но Кэт уже поднялась на ноги и направилась к двери.

— Я вернусь… — Она остановилась, глядя на Гейла. По его глазам Кэт поняла, что если бы безопасность ее отца можно было купить за деньги, он выписал бы ей чек, продал бы своего Моне, свой «бентли», свою душу. Она хотела поблагодарить его, хотела спросить, почему такой парень, как он, добровольно таскается по всему свету за ней, Кэт.

Но все, что она смогла выдавить, было жалкое:

— Я скоро вернусь.

И она вышла за дверь, на холодную улицу.

Кэт не знала точно, сколько времени она провела на улице и куда именно направлялась. Прошло несколько часов. Видео с камеры наблюдения Артуро Такконе безостановочно проигрывалось в ее голове, пока Кэт, сама того не заметив, не оказалась на пороге кондитерской. Она почувствовала запах теплого хлеба и поняла, что очень проголодалась. И что она была не одна.