Воронята - [110]

Адам достал оружие. Он чувствовался тяжелым и злым в его руке.

— Я здесь, чтобы помешать этому произойти снова. Развяжи ее.

Велк снова сказал:

— Из любви к Богу.

Он сделал два шага к Нив, и приложил нож к стороне ее лица. Ее губы сжались лишь немного. Он произнес:

— Положи пистолет, чтобы я не изрезал ее лицо. Вообще-то, брось его здесь. И удостоверься, что поставил предохранитель перед тем, как кинуть его, или можешь закончить все, просто пристрелив ее.

У Адама возникло тайное подозрение, что если бы он был Гэнси, то бы был способен разговором найти выход. Он бы расправил плечи, выглядел бы выразительно, и Велк бы сделал то, что он хотел. Но он не был Гэнси, так что все, что он смог сказать, это:

— Я пришел сюда не для того, чтобы кто-то погиб. Я собираюсь бросить пистолет за пределы своей досягаемости, но и ты его не достанешь.

— Тогда я изрежу ее лицо.

Лицо Нив было почти безмятежно.

— Тогда вы разрушите ритуал. Вы не слышали? Я думала, вам интересен процесс.

Адам ощутил любопытство и смущение, увидев что-то необычное в ее глазах. Как будто он заметил короткую вспышку Моры, Персефоны и Кайлы в них.

Велк произнес:

— Отлично. Брось оружие там. Не подходи ближе. — Он обратился к Нив: — Что ты имеешь в виду, говоря, что он не сработает? Блефуешь?

— Ты можешь бросить пистолет, — Нив сказала Адаму. — Я не буду возражать.

Адам кинул пистолет в кусты. Он чувствовал себя ужасно из-за того, что сделал, но все же ему было лучше, когда он не держал оружия.

Нив продолжила:

— И, Баррингтон, причина, почему он не сработает, в том, что для ритуала нужна жертва.

— Ты планировала убить меня, — рассуждал Велк. — Ты ожидала, что я поверю, будто он не работает по-другому?

— Да, — ответила Нив. Она не сводила глаз с Адама. И снова ему показалось, будто он увидел что-то, когда смотрел ей в лицо: черная маска, два зеркала, лицо Персефоны. — Это должна быть личная жертва. Мое убийство не подходит. Я ничто для вас.

— А я ничто для тебя, — возразил Велк.

— Но само убийство, — ответила она. — Я никогда никого не убивала. Я отдам свою невиновность, если убью вас. Это невероятная жертва.

Когда Адам заговорил, он был удивлен, как ясно в голосе слышалось презрение.

— А ты уже убивал кое-кого, так что тебе нечего отдавать.

Велк начал ругаться, очень мягко, будто никого, кроме него, там не было. Листья цветом и формой с пенс[44] осыпались вокруг них. Нив все еще смотрела на Адама. Ощущение, будто он видел другое место в ее глазах, теперь было бесспорным. Черное, зеркальное озеро, глубокий голос, будто земли, два обсидиановых глаза. Это был другой мир.

— Мистер Велк!

«Гэнси!»

Голос Гэнси послышался прямо из-за впалого дерева с видениями, а затем и весь он попал в зону видимости. За ним были Ронан и Блу. Сердце Адама было птицей и камнем, его облегчение было осязаемым, как и стыд.

— Мистер Велк, — повторил Гэнси. Даже в своих очках он был во всем великолепии Ричарда Гэнси III — сияющий и властный. Он не смотрел на Адама. — Полиция в пути. Я на самом деле рекомендую вам отойти от женщины, чтобы не усугубить ситуацию еще сильнее.

Велк выглядел, будто собирался что-то ответить, но не стал. Вместо этого, все смотрели на нож в его руке и землю ниже.

Нив пропала.

Одновременно все посмотрели на пентаграмму, впалое дерево, водоем, но это было смешно. Нив не могла незаметно ускользнуть за десять секунд. Она не двигалась. Она исчезла.

Мгновение ничего не происходило. Все застыли в нерешительности.

Велк вышел из пентаграммы. Адаму потребовалось всего мгновение, чтобы осознать, что тот направился к пистолету.

Ронан бросился на Велка в тот момент, когда тот поднял оружие. Велк ударил его в челюсть, и голова Ронана запрокинулась назад.

Велк направил пистолет на Гэнси.

Блу крикнула:

— Стойте!

Времени не было.

Адам бросился в центр пентаграммы.

Любопытно, что здесь не было никаких логичных звуков. Конец крика Блу был приглушен, будто его засунули под воду. Воздух вокруг был неподвижен. Будто само время стало медленным, едва существующим. Единственным настоящим ощущением, которое почувствовал Адам, было электричество — едва заметное покалывание грозы.

Нив говорила, что дело не в убийстве, что дело в жертве. Было очевидно, что это совершенно поставило Велка в тупик.

Но Адам знал, что означала жертва, больше, чем, как он думал, Велк или Нив даже догадывались. Он знал, что дело не в убийстве кого-то или изображении фигурки из костей птиц.

Раз до этого дошло, Адам приносил жертвы долгое время, и он понимал, какая тяжелее всего.

На его условиях или никак.

Он не боялся.

Быть Адамом Перишем было сложно, диво мускулов и органов, синапсиса и нервов. Он был чудом движения, обучением выживанию. Самым важным в Адаме Перише всегда была его свободная воля, способность быть хозяином самого себя.

Это была важная черта.

Это всегда была самая важная черта.

Это то, что делало его Адамом.

Стоя на коленях в центре пентаграммы, зарываясь пальцами в мягкий, подобный мху, торф, Адам произнес:

— Я жертвую собой.

Раздался крик Гэнси в агонии:

— Адам, нет! Нет.

На его условиях или никак.

«Я буду твоими руками» думал Адам. «Я буду твоими глазами».