Воронья Кость - [43]

Воронья Кость сам едва понял, как ему это удалось, он присел так низко, что коснулся задницей жесткой травы и песка, крутанулся на одной ноге и рубанул по ногам лошади, а тем временем длинный меч всадника прочертил серебряную дугу над его головой, и обратным ударом срезал конский волос с верхушки его замечательного шлема.

Лошадь пронзительно, высоко заржала, один путовый сустав хрустнул, второй был перерублен почти полностью. Она зарылась мордой, взметнув фонтан песка, пронзительное ржание поглотило хриплый вопль выброшенного из седла и рухнувшего на землю всадника.

Воронья Кость вскочил и бросился к нему, еще до того, как всадник замер. Лорд Дайгальд, запутавшись в окровавленном белом плаще, неуверенно поднялся на ноги, взметнув брызги мокрого песка, и увидел перед собой высокого безбородого юношу, разноцветные глаза которого свирепо сверкали, словно раскалённое стекло. Он даже успел удивиться, почему на юноше надето женское платье.

У лорда Галгеддила был длинный нос, аккуратно подстриженная борода и удивлённые голубые глаза. Мать когда-то любила это лицо, но Воронья Кость, дрожа от гнева и страха, что-то прорычал в яростном исступлении и изрубил это лицо в кровавую кашу.

Когда он пришёл в себя, всё уже было кончено. Несколько всадников спасались бегством, кони без седоков скакали следом. Рядом жалобно ржала лошадь, одна нога была вывихнута. Воин отползал на руках, кашляя и чертыхаясь, Кауп, ухмыляясь, схватив того за волосы, полные песка и крови, задрал ему голову, а затем с ужасными звуками перерезал несчастному глотку.

Воины стояли, тяжело дыша, разинув рты, кого-то выворачивало, их охватило недоумение и безумное ликование, ведь они выжили. С некоторыми так происходило после каждой битвы, никто не попрекал их за это; невредимые посчитали эту битву удачной для себя и сразу же принялись обшаривать мертвецов. В поисках добычи воины не брезговали даже окровавленными трупами, они искали везде — в паху, подмышками, в сапогах. Отовсюду несло дерьмом и свежей кровью.

Чуть пошатываясь, Воронья Кость подошёл к лежащей лошади мёртвого лорда, которая била копытом песок, конь пронзительно ржал от боли, и Олаф двумя ударами оборвал жизнь животного. Ржание прекратилось, опустилась тишина, словно бальзам в уши.

— Добрая битва, — прозвучал чей-то голос, Воронья Кость обернулся и увидел большое ухмыляющееся лицо Мурроу, оказавшегося рядом, на одном плече огромный топор, на другом пухлый мешок с добычей. Он взглянул на мертвеца в залитом кровью белом плаще и одобрительно кивнул.

— Я уж подумал, что этот достал тебя, а ты ловко его одурачил, — добавил ирландец. Воронья Кость умолчал о том, что и сам было решил, что ему пришёл конец. Мар быстро обыскал лорда, нашёл рубленое серебро и безделушки. Он сунул добычу в мешок Мурроу, ирландец собирал добычу для Вороньей Кости. Мар мельком взглянув на меч лорда, не осмелившись прикоснуться к оружию.

Хороший знак, подумал Воронья Кость. Мар ещё не знал, как принято делить добычу в Обетном Братстве — они делили всё, кроме оружия и кольчуг, которые принадлежали ярлу, он мог раздать их или оставить себе, так что Мар поступил правильно. Конечно, каждый утаивал какую-нибудь безделушку, рискуя, что кража может быть обнаружена, а за это следовала потеря всего, что имеешь и крепкие объятья боли — истинного друга Обетного Братства.

Воронья Кость старался не смотреть на Мара или на изуродованное лицо лорда Галгеддила, пытаясь выглядеть спокойно, словно кубок из голубого стекла, поэтому он обернулся и прикрикнул на Кэтилмунда, чтобы заканчивали с мародёрством и грузились на корабль.

Он поднял меч лорда: это оказался прочный франкский клинок с вытравленной гардой и массивной трёхгранной рукоятью, обёрнутой плетёной кожей. Простое, рабочее оружие, не разукрашенный меч юного лордика, а настоящий боевой клинок; но всё же это был ужасно дорогой меч, хотя и служил всего для одной цели — убивать людей. Непозволительная роскошь для тех, кто использовал лезвие для рубки дерева, разделывания кур или чистки рыбы. Но кроме этого, меч служил отличительным знаком истинного воина, повышал его статус; побратимы, у которых не было меча, наблюдали, как Воронья Кость взвесил клинок в руке, они надеялись, что достаточно отличились в бою и заслуживают столь ценный подарок.

Они подсчитали потери, так же, как и добычу, — один убит и четверо ранены, один почти наверняка останется без руки. Мертвец лежал ничком, пронзённый копьём, расщеплённое ясеневое древко белело так ярко, что было больно смотреть. На лице убитого, наполовину повёрнутому к угасающему солнечному свету, последнему, что он видел в жизни, отразилось слабое удивление, он чуть приоткрыл рот, так что выглядел глупо, чего при жизни не было. Воронья Кость припомнил этого воина, тот метал остроумные шутки, словно стрелы, и радостно смеялся, довольный жизнью.

— Фастарр, — раздался голос, и Воронья Кость обернулся и посмотрел на Мара, который разглядывал мертвеца. Воин снял шлем и провёл ладонью по мокрой от пота копне жёстких волос.

— Его имя, — объяснил он, — Фастарр по прозвищу Скумр. Мальчишка, которого мы подобрали в Ютландии, ещё когда были Красными Братьями. Он сказал, что видел, как сражаются, но я ему не поверил. Парень хотел отправиться куда-нибудь подальше, всё равно куда, лишь бы в хорошей компании.