Вороной жеребец Кагыр-Кана - [24]

— Как скажешь, Виктор… — недовольно буркнул тот. — Тебе с бугра виднее.

— Что тебе не нравится?

Владимир скосил взгляд на Арсения. Виктор поощрительно кивнул:

— Говори-говори, при нем можно.

И Владимира прорвало.

Он заговорил, глядя в сторону и скривив рот:

— Виктор, ты, кажется, хочешь быть святее папы Римского? Или всех страждущих хочешь накормить и утешить? Так ведь это даже Иисусу Христу не удалось: его пяти хлебов и двух рыб хватило только на пять тысяч человек и сверх того осталось всего двенадцать корзин объедков…

Пример был хорош. Это оценили все. Один из присутствующих даже в ладони хлопнул пару раз.

Виктор тоже усмехнулся:

— Я на роль Христа не претендую, Владимир. Но и отрекаться от своих в сытости не собираюсь. Мы ведь в свое время договорились финансировать фонд помощи. Никто против не был. Ты в том числе идею поддержал. Что с тех пор изменилось?..

— Я лично и теперь от своих слов не отказываюсь, — увильнул блондин. — Но ведь наши доходы не безразмерны. Ну, там, на День Победы, скажем, ко Дню памяти воинов-интернационалистов, к чеченскому вводу… Еще когда-никогда чего-ничего подкинуть инвалидам сам Бог велел. Но брать на постоянное содержание все новых людей… Сколько мы уже ежемесячных дотаций выплачиваем?..

По тому, как молчали остальные, чувствовалось, что они солидарны с говорившим. Это понял и Виктор. Похоже, он слегка растерялся. Во всяком случае, ничего не ответил. А Арсению со всей очевидностью стало ясно, что здесь собрались не столько единомышленники, сколько «единокорытники», каждый из которых не прочь был бы урвать побольше. И если ни у кого это не получается, то лишь потому, что каждый следит за каждым, опасаясь упустить свой кусок.

Но Виктор посягнул на общее корыто. По всей видимости, не в первый раз. И против него объединились. Пусть даже и временно, но объединились.

— Ты пойми, Виктор, — примирительно сказал другой — крупный чуть сутуловатый усач. — Мы же не против благотворительности. В самом деле, люди пострадали, государство их в должной мере обеспечить не может и, похоже, особенно от этого совестью не мается… Святой долг, так сказать, и священная обязанность… Но, Виктор, согласись: мы имеем возможности, все-таки, довольно ограниченные. Нам ведь деньги тоже не с неба падают, да и деревья с золотыми для папы Карло в нашей оранжерее не растут. Мы их, денежки эти, зарабатываем. И за просто так раздавать направо и налево… Ты у нас холостой. А у нас у всех семьи, дети, личная жизнь… Самим нормально ведь тоже жить хочется!

Виктор по-прежнему молчал. И тогда в разговор вступил третий — внешне холеный, изнеженный, несколько женственный красавец.

— Предлагаю сейчас оставить вопрос открытым. Раз уж речь идет о командире Виктора, можно, думаю, пойти навстречу его просьбе. А то ведь получается абсурд: мы подбрасываем дотации людям, которых практически не знаем, которые попросту вовремя подвернулись, а тому, с кем воевал наш же товарищ, в помощи отказываем… Я сегодня же проанализирую наши финансовые возможности и выскажу соображения.

Похоже, этот своеобразный компромисс устроил всех. Зависшая напряженность момента спала. Разговор переключился на другие вопросы и Арсений перестал слушать и вникать в тему разговора.

Он внимательно оглядывал беседующих, пытаясь понять каждого. Арсений не считал себя большим физиономистом. Более того, именно в лицах он нередко обманывался. Поэтому он привык больше обращать внимание на руки. В свое время Арсений познакомился с некоторой литературой по этому поводу. И пришел к выводу, что лицо, особенно когда глаза закрыты очками, может легко ввести в заблуждение. Руки — никогда. Они обязательно выдают и волнение, и несогласие, и озабоченность… Когда Арсений это понял, он и начал пользовался четками. Занятые перебрасыванием костяшек пальцы надежно скрывают мысли и чувства.

Ни у кого из присутствующих четок в руках не было. Один крутил в пальцах авторучку, другой барабанил по столу, третий что-то черкал в блокноте — не то пометки делал, не то чертиков рисовал, у четвертого пальцы подрагивали — нервный, наверное, а, может, с перепоя, пятый потирал подбородок… Хотя, конечно, и не в полной мере, но Арсений их немного начинал понимать.

Арсений вдруг осознал, что среди присутствующих нет ни одного более или менее открытого человека. У каждого свои скрытые мысли, каждый в той или степени не был согласен с тем, что здесь происходило, о чем шла речь.

Н-да-а… Тяжко тебе приходится, Виктор. Появится возможность — если не все, то почти каждый из них продаст тебя с потрохами… Ладно, пусть не продаст, как Иуда, но отречется, подобно Петру, обязательно. Деньги-деньги! Или, вернее, как говорит Шеф, большие деньги. Что ж вы с людьми делаете! Ведь нет сомнения, начинали эти энергичные ребята вместе и дружненько. Вместе вкалывали от зари до зари, быть может, вместе голодали поначалу, последним делились друг с другом. Но вот пришел достаток, процветание, преуспевание… И они уже готовы… ну, быть может, еще не готовы друг дружке глотки перегрызать… Но деньги в карманах, как своих, так и чужих, уже подсчитывать начали. И другу в долг, наверное, только под проценты дадут. И ножку подставят быстрее, чем руку протянут.