Воронов дар. Изнанка прошлого - [30]

Мы сели на нижний ярус, поближе к судейской трибуне. И только мы разместились, как в зал вошли: понуривший плечи Григанский-младший, Борислав как-то зашуганно покосился на меня, и когда увидел, что я на него смотрю, тут же потупил взгляд. Впереди же шел чинно вышагивающий впереди Григанский-старший — весь такой нарядный-парадный, в золотом камзоле и рюшах на груди, с тростью, которой он пристукивал по ступеням, каждый раз, как ступал. Трость ему явно была не нужна, тощие ноги Родомира вполне себе бодро перешагивали по ступеням, такие трости обычно носили в качестве оружия и внутри наверняка спрятана шпага. Если я раньше считал Борислава слизнем номер один, то теперь это звание я не раздумывая присвоил Родомиру. Надменное лицо с каким-то непроходящим брезгливым выражением, зализанные за уши белесые волосы, и злые маленькие глазки так и бегающие по залу, явно выискивая нас.

Отец заметно напрягся, я сидел рядом и почувствовал, как напряглись его мышцы. Родомир весело и нахально улыбнулся, взмахнув нам приветственно тростью. Отец его не приветствовал, а только окинул тяжелым взглядом и, отвернувшись, зло сжал челюсти.

Зря Григанские приехали. Я уже предчувствовал беду, и больше я опасался за отца. В порыве гнева он мог наделать глупостей.

Я покосился на Олега, который сидел по другую сторону от отца, тот едва заметно качнул головой и поджал губы, намекая, что сейчас лучше отца не трогать и никак не комментировать происходящее.

После в зал вошла женщина, с грустным, уставшим тощим лицом. Женщина кивком приветствовала Родомира, бросила в нашу сторону равнодушный, изнеможённый взгляд и села подальше ото всех — а это наверняка мать Глеба. Еще несколько людей вошли в зал суда, которые мне были незнакомы, а после ввели и самого Глеба.

За эти несколько недель он заметно исхудал, хотя Глеба и так вряд ли когда-либо был крепышом. Пока его вели к клети внизу зала, Быстрицкий ни на кого не смотрел: не выискивал взглядом мать, не кивал приветственно Григанским. Его взгляд был такой отрешенный и пустой, словно из парня души вытащили, оставив лишь блеклую изнеможенную оболочку.

Мать Глеба, увидев сына, поднялась с места, беспомощно заламывая руку, она смотрела с какой-то умоляющей надеждой на него, словно бы ждала, что он посмотрит и увидит, что она здесь с ним рядом. Но Глеб не повернулся, он продолжал безучастно смотреть строго перед собой.

Быстрицкого завели в клеть для преступников, защитник запечатал ее чародейским замком — артефакт мигнул белым светом, а после с другой стороны зала показался и судья: шаркающий, сутулый старик с длинной седой бородой и абсолютно лысой головой, на вид ему было лет сто не меньше. На старике синяя мантия с белым высоким воротником, на груди жар-птица и красный коловрат — герб Славии. Его мантия указывала на высшее судейское звание. Рядом с ним вышагивал смуглый и черноволосый помощник в голубой мантии, держа деловито большой конверт с золотой имперской печатью, а вот его я помнил — в будущем он станет главным судьей Варганы.

При появлении судьи мы все встали, он прошел к своей трибуне, окинул Глеба осуждающим взглядом, причмокнул губами, потом подслеповато осмотрел присутствующих, остановился на отце, едва заметно ему кивнув. Это приветствие ничего по сути не значил, просто наш судья приветствовал правителя княжества.

Затем помощник протянул судье конверт, а сам вышел к середине зала и громко возвестил:

— Начинается слушание решения Верхнего суда Славийской Империи по делу об организации покушения на жизнь княжича Варганского Ярослава Игоревича Гарван! Обвиняемый Глеб Венцеславович Быстрицкий — встать!

Глеб и так не сидел, поэтому только дернулся, когда прозвучало его имя.

Старик судья откуда-то из карманов мантии достал маленький канцелярский нож и с дотошной тщательностью начал срезать печать. Казалось, он нарочно не торопится, заставляя всех присутствующих лишний раз понервничать. Так же долго он доставал из конверта и лист с приговором, а его руки по-старчески подрагивали, когда он вчитывался в строки того, что там написано.

Наконец судья начал читать неожиданно громким и зычным, хорошо поставленным голосом:

— Решение вынесено коллегией Верхнего суда Славийской Империи Китежграда по делу номер триста шестьдесят три точка восемьдесят семь по совершенному преступлению в княжестве Варганском в новом городе Варганы…

Вступительная часть была такой длинной, что я перестал слушать ее еще в самом начале. Взглянул на Григанских — старший вел себя вполне спокойно и расслабленно, а младший печально смотрел на Глеба. Мать Глеба, словно в мольбе прижимала руки к груди с надеждой глядя на судью. Хотя и так было ясно, что ничего смертельного Глебу не угрожает. Даже если бы мы выбрали кровную месть, его бы не убили, а лишь ранили так же, как и меня. Но мать на то и мать, чтобы волноваться о своем сыне.

— Глеб Венцеславович Быстрицкий признается виновным в организации покушения на жизнь княжича Варганского, — продолжал говорить судья, заставив меня вернуться к слушанью вердикта. — В связи с тем, что в обвиняемый признал вину, дело считается закрытым. Приговор по решению таков: пострадавшая от преступлений сторона вправе выбрать наказание самостоятельно. Суд предоставляет на выбор акт кровной мести равноценный причинённому вреду или денежная компенсация в размере трехсот тысяч рублей, которую обвиняемая сторона должна передать пострадавшей в течении десяти дней.