Вороний закат - [91]

Длинная аллея вела к остаткам Садовых ворот, прежде увитых плющом, увешанных цветочными корзинами. Ворота тогда играли живыми красками. Пожалуй, ничто не навевает так уныние, как павшие гиганты. Люди Адрогорска восхищались своими королевами-воительницами, сражавшимися с бронзовым оружием в руках за местные плодородные земли и установившими вдоль дороги огромные статуи – настоящее чудо света. От статуй сейчас остались лишь пьедесталы со ступнями или, в лучшем случае, еще и щиколотками. По пьедесталам тянулись надписи на эльгине, языке, умершем задолго до Сердца Пустоты. Но Малдон знал эльгин и, довольный, переводил.

– Здесь стоит Шинестра, королева мира! Узрите ее величие и отчайтесь! Здесь стоит Винова, королева мира! Ее красота поражает, ее сила разрушает!

Малдон зареготал. Здравомыслящие люди не смеются в Мороке. Но Малдон здравомыслием не отличался, и вообще ему было на все наплевать. Солдаты, марширующие мимо с пиками на плечах, тревожно поглядывали на него. Они думали, что из-за шарфа на лице Малдон не замечает взглядов. Ребята слишком хорошо знали «малышей» и могли распознать их смех. Я приказал паршивцу заткнуться.

Целые легионы солдат. Некоторых я узнал, многих – нет. Мундиры были тридцатилетней давности, оружие устарело. Солдаты выстроились в шеренги по обе стороны от растрескавшейся каменной дороги. От них исходили струйки пара. Призраки моего прошлого. Люди, погибшие на стенах и под ними, а также во время жуткого отступления к Границе. У одних виднелись раны, другие выглядели здоровыми и сильными. Солдат отсалютовал мне рукой без кисти, из обрубка торчала неровно обломанная кость.

– Сэр!

– Рядовой, вольно, – сказал я.

– С кем ты разговариваешь? – спросила Валия.

– А ты не видишь?

Я обвел взглядом призрачные ряды, заполнившие пустыню. Тени прошлого с эфемерным оружием на плечах молча смотрели, как мы проезжаем мимо них. Меня передернуло.

– Нет, никого не вижу.

– А их тысячи, – прошептал я. – Намного больше, чем было у меня в Адрогорске. Сотни тысяч.

Знакомые лица мешались с незнакомыми. Ненн стояла в строю, но не по стойке смирно. Окружали Ненн «драни», ее бесшабашные кавалеристы. С ними мы атаковали Хрустальный лес в Мороке. Рядом стояли погибшие при осаде Валенграда, а также те, кого я лично нанимал для вылазок в Морок. Одно молодое лицо пробудило забытое воспоминание. Я заставил парня всю ночь провести на вахте из-за того, что он обсыпал песком мои начищенные сапоги. Другого я послал с известием на стену ровно перед тем, как там разорвалось заклятие «малыша». Столько смертей, и все они на мне. Моя вина.

– Не твоя – моя, – ревниво отозвался Морок, не словом, а скорее ощущением.

Мы все: и я, и солдаты – принадлежали ему.

Я зажмурился, пожелал, чтобы умершие сгинули. Но этого не случилось. Прежде я считал, что призраки Морока – отражения больной совести, что души, если они есть, уходят точно не в Морок. Но теперь, видя тысячи глаз, следящих за мной, я усомнился в своем мнении.

У самых осыпавшихся стен выстроился мой Третий батальон. Ребята стояли плечом к плечу, прикрывая отход, как им и было приказано. Они, безмятежно улыбаясь, посмотрели на меня, отдали честь. Я не видел их последнего боя. Я не заслужил их уважения.

– Сэр, делайте, что надо, – сказал майор Джил, когда я проезжал мимо. – Мы дадим вам время.

Я остановился и заметил взрезанный скальп, оголенную кость. Майор же смотрел в пустоту. Он говорил из другого времени и места. Далекое эхо, но все равно бередящее душу. Джил был ветераном, на десять лет старше меня. Но это тогда. Теперь он казался таким молодым. Все они, вечные дети Морока, выглядели молодо.

– Вам не стоило умирать за меня, – прошептал я.

И впервые попросил у них прощения.

– Сэр, вам ни к чему извиняться. Может, вы и были высоколобым засранцем, но вы были нашим высоколобым засранцем. Если понадобимся – мы здесь.

Я кивнул ему, хотя мне хотелось, чтобы они поскорее сгинули. Морок мог показать их смерти, но показал уважение и надежду. Это подействовало сильнее. И сделало только хуже.

Мир вдруг крутанулся, я закачался, словно с полудня налегал на ром. Заревел черный ветер, вздыбил тьму, и передо мной возник железный паланкин. Ледяной холод протянулся над отравленными песками, окутал мой разум.

– Сын Морока, ты добрался до города, но все старания напрасны, – прошептал Акрадий, и мне показалось, будто сошла лавина, столкнулись планеты. – Принеси сердце моего брата, и я смилостивлюсь над тобой. Твои союзники получат знак императора. Никто не умрет понапрасну.

– Ты бы не тратил свое божественное дыхание, если бы не боялся, что я задам тебе трепку.

Во рту появился вкус крови и отравы Морока. Они сочились из десен. Я сплюнул. Сгинь! Но все равно увидел десятки тысяч белокожих воинов-драджей, тяжеловооруженных, со щитами в руках и копьями на плечах. Над войском реяли длинные яркие знамена Глубинного императора. Но за огромным войском я ощутил волю, намного древней и сильней воли Акрадия: Спящий ждал своего часа.

Акрадий хотел запугать меня своим войском, но он недооценил мое знание. Я изучил Морок с его течениями и то, как струится и меняется в нем сила. Внезапно мне стало ясно: сила Акрадия тонка, словно бумага, и сам он едва держится, как и Безымянные. Император отчаянно старался подчинить себе Спящего. Он победил остальных королей, подавил их волю и теперь вынужден был поддерживать статус. Вместо того чтобы смести нас с игральной доски, Акрадий вяло интриговал, будто Воронья лапа или Леди волн.