– Я больше никогда не буду работать юристом, – произнес он так тихо, словно обещал это самому себе.
– А кем ты будешь? – спросила Аннетта и с трудом разобрала невнятный ответ:
– Кто знает? Бездельником или странником, будущим отцом или рисовальщиком руин…
Растерянная Аннетта не ответила и снова укрылась в машине. После бесконечного ожидания она, окончательно замерзнув, вылезла, чтобы взять у Поля ключи зажигания и хотя бы включить печку. Поль по-прежнему сидел в саду и рисовал озябшей рукой.
– Когда мы поедем домой? – спросила Аннетта.
– Начиная с эпохи Ренессанса и до XIX века центральная перспектива являлась символом западной культуры, – сказал он и сощурил глаз, держа вытянутую руку с карандашом перед собой. – Еще Леонардо знал, что перспектива – не что иное, как созерцание мира из-за стекла и перенесение изображения предметов на это стекло. Таково наше, чисто европейское видение.
– Да ты весь дрожишь! Поль, заработаешь воспаление легких. Едем скорее, здесь нам нечего больше делать.
– Всю жизнь я смотрел на мир как сквозь мутное стекло. Но может быть, я вовсе не центр вселенной, может, центральная перспектива – просто обман зрения? – произнес Поль, воткнул маленький нарцисс в лацкан пиджака и стал наконец собираться.
Аннетта с удивлением отметила, что он собственноручно отнес стул назад в сарай.
