Ворон – Воронель - [11]

И бросаю свой груз за порогом,

И сбивается лет моих счет,

И стирается память о многом…

Я опять становлюсь молодой

И финал заменяю вступлением,

Потому что стоит этот дом,

Лихорадочно тронутый тлением…

1963

II. Предчувствие

Все идет нескладно,

Шиворот-навыворот…

И чай как будто сладкий,

И яблоки по выбору:

Хоть красные, хоть желтые,

Хоть мягкие, хоть жесткие.

И мясо есть к обеду,

И всяких благ до черта,

И снег как будто белый,

И ночь как будто черная.

А все-таки я знаю,

Что это все непрочно;

Вот-вот судьба земная

Войдет бедой непрошеной…

1965

III. Прощальное

Я, кажется, вполне поверила в детали:

В реальность ящика из крашеных досок,

В реальность лепестков на белом одеяле,

В вещественность платка, прикрывшего висок.

Я помню: был вокзал, где я брала билеты,

Двустворчатая дверь и гулкий коридор.

Потом несли венки, и траурные ленты,

И мертвые цветы через больничный двор.

Я помню, как нога скользила по суглинку,

И кто-то крышку нес, кумач слегка примяв,

И шарканье шагов, и говор под сурдинку,

И желтизну щеки сквозь зарево румян.

Я слышала, как шел кладбищенский автобус,

Как падала земля на гроб из-под лопат,

И мерный шум дождя, и тишины особость,

И хрупкий шорох лент, и кашель невпопад.

Я помню узкий дом, и стол со всякой снедью,

Я помню все слова и даже верю им,

Но все они никак не связаны со смертью,

И только для живых нужны они живым.

И только для живых окрашены ограды,

И только для живых посажены цветы,

А мертвым все равно, им ничего не надо:

Ни слез, ни похорон, ни прочей суеты.

И вовсе ни к чему хранить детали эти,

Таскать их за собой и знать наперечет:

Они не объяснят, что мамы нет на свете,

Что писем от меня она уже не ждет.

1966

* * *

Мудрая стерва природа

Предусмотрела заранее

Для продолжения рода

Влечение и желание.

Хитрая матерь живого

Скрепила вечной печатью:

Муж да сольется с женою

В радостном акте зачатья.

Мгновения сладкой истомы

Пройдут через двадцать инстанций,

И ломкие хромосомы

Сплетутся в любовном танце.

И в память о кратком миге,

Пойманные с поличным,

За радости в этом мире

Уплатите вы наличными.

Заплатите утренней рвотой,

Попранием всех традиций

И прерванной жизнью короткой,

Которая не родится.

Над смертью пройдете по кромке

Крахмальных тугих косынок,

И алые сгустки крови

На белых чулках застынут.

И, лед прижимая к подошвам,

Увидите, как в ожидании

Склоняются над подушкой

Влечение и желание.

1964–1967

* * *

Я тридцать лет живу среди людей.

Обзавожусь врагами и судьбой.

Я скоро высшей властью овладею,

Неоспоримой властью над собой.

И перед каждым взлетом или спуском,

Пустые сантименты преступя,

Я овладею истинным искусством —

Умением обманывать себя.

Я утаю от сердца дорогое

И прочную основу обрету,

Я за версту учую запах горя

И стороною горе обойду.

Границы памяти я до предела сдвину

И разум на подмогу призову,

Я стану до того неуязвимой,

Что даже смерть свою переживу.

1964

* * *

Не слишком ли ты многого

Требуешь, поэзия?

Конечно, — богу богово,

А кесарево — кесарю,

Конечно, глупой клятвой я

Сама замкнула круг,

И тяжела рука твоя

И норов слишком крут.

Ты — прорва ненасытная,

Которой мало почестей,

Ломай меня, меси меня,

Испытывай на прочность.

Присваивай часы мои,

Не оставляй ни крохи,

Ты — прорва ненасытная,

Которой мало крови!

Ты хочешь вскрыть мне вены,

Сорвать замки и ставни,

Разведать сокровенное

И явным сделать тайное.

И все смести булыжной

Карающей лавиною,

Чтоб отвернулись ближние

И прокляли любимые.

Тогда мой дом без кровли

Ты выставишь зевакам,

А труп мой обескровленный

Ты выбросишь собакам!

1964

* * *

Судьба моя в руках стихов моих,

Но не найти ее среди стихов:

Следы ее на сотнях мостовых

Затерты миллионами шагов,

Затоплены потоком легковых,

Затоптаны толпой грузовиков.

И без судьбы вхожу я в зал Суда

И предстаю перед лицом Судьи,

И чувствую, что общая судьба

Неотделима от моей судьбы,

Что не уйду я от самой себя,

Спасаясь от тюрьмы и от сумы.

И пусть под стражей я пришла сюда,

И пусть Судья на осужденье скор,

Я не боюсь решения Суда,

И не имеет силы приговор!

1964

Взрослое стихотворение

Жизнь угостит и пряником, и розгой

И поведет по мне огонь прицельный…

Ах, мудрость — недозволенная роскошь:

Я за нее плачу такую цену,

Плачу из фонда радости и горя,

Накопленного мною по крупице,

Что ей не окупиться и за годы,

За годы от меня не откупиться.

Нет, мудрость — неоправданная трата:

Я за нее плачу такой ценою,

Что я передо всеми виновата,

И виноваты все передо мною.

Но мудрость — неожиданная радость:

Когда пойму я, что тебя не стою,

Она ко мне приходит как награда

За прожитое и пережитое.

1965

Садовое кольцо

Поток машин спускается с конвейера

Широкого Садового кольца…

Мне наплевать, что плакать мне не велено

И что о камень сломана коса.

Я двадцать раз решу задачу начерно,

Но доведу ее в конце концов,

Не допустив, чтоб путь, однажды начатый,

Замкнулся, как Садовое кольцо.

Пусть суждено мне стукаться о здания

И рассекать людской водоворот,

Сто раз взлетать от площади Восстания

И падать возле Сретенских ворот.

Я оторвусь от Бронной и от Лихова,

Я разгонюсь на взлетной полосе,

И закачаюсь на волнах великого,

Раздвоенного Минского шоссе!

1966

* * *

Чтоб спастись от проклятого невезенья,

Всю бы сущность свою я пустила в раскрой:

Поднесла бы тебе приворотного зелья,

Подлила бы в стакан менструальную кровь.