Воробьиная ночь - [3]

Война в Чечне для оборотистых дельцов как с одной, так и с другой стороны стала поистине золотой жилой. В Чечню шли колоссальные средства — якобы на восстановление разрушенного, на помощь пострадавшим и беженцам, на содержание армии. Гигантские суммы из них разворовывались, изымались при ограблении банков, касс, предприятий, исчезали неизвестно где по пути при перечислении. На них покупалось оружие, продовольствие, обмундирование, продавалось втридорога, вырученные суммы снова пускались в оборот.

Война была невыгодна ни русским, ни чеченцам, невыгодна солдатам с обеих сторон, которые клали головы в боях. Одни — за независимость, другие — во исполнение долга. Но она была выгодна тем, кто стоял в тени и сколачивал на ней огромные состояния. Состояния, об источниках которых никто и никогда не заикнется после того, как вся эта заваруха так или иначе кончится. Как — их совершенно не интересует. Они твердо знают, что в любом случае внакладе не останутся.

Кедров хорошо понимал, что сам он во всей этой игре просто мелкая сошка. Содержатель крохотной ямской избы — вот он кто. Но это отнюдь не означало, что он и впредь согласен довольствоваться такой ролью. Если пирог рвут все, кому не лень, он тоже намерен отхватить соответствующий кусок.

Вокруг этого рейса с самого начала было слишком много ажиотажа и немалое число характерных лиц, чтобы все это не навело на размышления. Поразмыслив же, Кедров пришел к выводу, что дело, скорее всего, связано с контрабандой оружия. Судя по всему, одной группировке нужно, чтобы оружие куда-то попало, а другой — чтобы оно никогда и никуда не попало. Испарилось, Вместе с самолетом и экипажем.

Но платили и те, и другие. А ему и его нарождающейся фирме нужны деньги. И он не несет никакой ответственности за арендованный самолет, если тот исчезнет по не зависящим от фирмы причинам. Нечего мудрить. Останину сказано достаточно. Каждый играет свою игру…

Боковая дверь из соседнего кабинета открылась без щелчка: она все время была приоткрыта. В проеме показался среднего роста мужчина в тройке, лет сорока четырех-пяти, с аккуратной чеховской бородкой, но без пенсне, на носу у него красовались очки в изящной золотой оправе. Тот самый, третий.

Кедров поднялся ему навстречу:

— Мои обязательства выполнены?

— Несколько многословно. И об оружии можно было не упоминать.

— Тогда какого черта он должен стоять насмерть перед амбразурой, то бишь, перед дверью кабины с пушкой в руках и не пущать?

— Могли бы найти другое объяснение.

— Когда вы меня инструктировали, такового не оказалось. Пришлось импровизировать.

— Не злитесь

— Я ввязываюсь в историю, в которой ни бельмеса не смыслю, и даже позлиться не могу?

— Можете, но это мешает делам. У дельца ум всегда должен быть холодным.

— Благодарю за совет.

— Не надо. Просто воспользуйтесь. Возможно, это наша не последняя встреча.

— Понял.

Он еще раз окинул Кедрова взглядом — холодным, пронизывающим, но в то же время и чуть заинтересованным. Подождал. Сказал:

— Ваши обязательства выполнены. Мы свои тоже выполняем. — Он вытащил из нагрудного кармана радиотелефон, набрал номер и произнес одно слово: — Перечислить. — Потом снова поднял взгляд на Кедрова. — Через час можете проверить. — Секунду поколебался и протянул руку: — Адью.

Глядя ему вслед, Кедров ухмыльнулся: нет, не железный. Железные не устраивают самопоказуху.

3

Останин заглянул в комнату отдыха. Несколько пилотов сидели в креслах, кто-то — прикрыв глаза в полудреме в ожидании вылета, кто-то читал, некоторые беседовали. Штурман Станислав Матецкий и второй пилот Геннадий Минин играли в шахматы. Увидев командира, Матецкий смахнул фигуры с доски и поднялся. Минин направился вслед за ним.

— Посидим на травке в скверике, — предложил Останин.

То, что штурману нужно выложить все без утайки, Останин решил сразу. А вот в том, следует ли посвящать в кое-какие подробности второго пилота, он не был уверен. И даже не потому, что Минин может испугаться или отказаться от вылета. От вылета ни один пилот и ни один штурман не откажется: времена не те. Но, зная о подозрениях командира, тот и сам станет подозрительным и как бы ненароком чего-нибудь не напартачил.

Что-то все же с этим вылетом неладно. И неладно не в том смысле, будто их могут вынудить изменить маршрут. Такими вещами сейчас никого не удивишь, это может случиться в любом вылете с любым экипажем.

Останин немало полетал на поисковой съемке, где не только штурману, но и пилоту приходится запоминать мельчайшие детали рельефа, чтобы точно провести машину по маршруту. Это хорошая школа для развития наблюдательности. Привычка ничего не упускать из виду, все запоминать, сопоставлять, оценивать превратилась во вторую натуру. Сейчас Останин и в людях видел чуть больше, чем они хотели бы показать.

Неуловимое и неладное промелькнуло во время его разговора с Кедровым. Да, тот выложил ему достаточно информации для размышлений. Возможно, всю, которая у него имелась. И все-таки промелькнуло еще что-то, что-то очень важное для него, Останина. Ему нужно во что бы то ни стало понять, в чем тут дело. Но понимание это не давалось.