Воробей под святой кровлей - [48]

— Нет, что вы! За кого вы меня принимаете? — Лиливин так и вспыхнул и, не успев подумать, сразу угодил в расставленную Кадфаэлем ловушку; оправдываться было уже поздно. С безнадежным вздохом он убито понурил голову, пряча лицо.

— За кого я тебе принимаю? — переспросил Кадфаэль, незаметно улыбаясь в темноте. — Немного за шалопая, наверно, однако не хуже, чем большинство из нас. Немного за враля, когда очень уж туго приходится, но ведь и другие не лучше! Итак, ты потихоньку смылся отсюда, чтобы проводить домой свою девчушку. Что ж из того! За это ты только вырос в моих глазах. И натерпелся же ты, наверно, страху!

«Зато это было очень полезно для его самолюбия», — про себя подумал Кадфаэль.

Неожиданно Лиливин спросил его по-ребячески сердитым и обиженным голосом:

— А как вы узнали?

— Да по тому, с каким трудом ты выдавил из себя ответ, когда надо было сказать, что ты никуда не уходил. Из тебя, дружок, никогда не получится настоящий врун, и, чем противнее тебе врать, тем хуже у тебя вранье получается. Мне кажется, что в последние несколько дней тебе очень опротивело лгать. Так как же тебе удалось сначала выбраться, а потом вернуться?

Собравшись с духом, Лиливин рассказал ему, как новое платье помогло ему проскочить мимо стражей, смешавшись с выходящими богомольцами, и как он проводил Раннильт до ворот ее дома, а затем пробрался за ограду монастыря, спрятавшись среди возвращавшихся в аббатство работников. Он ни словом не упомянул, о чем они разговаривали с Раннильт по пути и о том, что тогда видел, пока сам Кадфаэль не расспросил его с пристрастием.

— Так ты был возле мастерской примерно спустя час после повечерия?

Как известно, ночь — самое подходящее время, чтобы избавляться от своих врагов, а эта ночь была как раз та самая, которая прошла между исчезновением Печа и обнаружением его трупа.

— Да, я подождал, пока она войдет во двор. Знать бы только, как там ее встретили! — высказал Лиливин свою тревогу. — Правда, хозяйка сама отпустила ее на целый день. Надеюсь, что никто на нее не рассердился.

— Хорошо! Раз ты там был, то не заметил ли ты чего-нибудь необычного, каких-нибудь людей?

— Я видел одного человека, который вышел на улицу, — вспомнил Лиливин. — Это было после того, как Раннильт уже вошла в дом. Я стоял напротив, в темной подворотне, и тут Даниэль Аурифабер появился из прохода и пошел налево по улице. Наверно, он скоро куда-то свернул, потому что на обратном пути я его нигде не видел. Я дошел до Кросса, потом шел по Вайлю, но его больше не встретил.

— Даниэль? Ты точно видел, что это он?

Уж больно быстро этот молодой человек появился сегодня! Едва заядлые зеваки увидели с моста, как привезли в лодке тело, он уже был тут как тут. Уж очень бойко он сразу сунулся вперед выступать от имени тех, кто не долго думая спешил свалить на голову чужака вместе с прежними еще и новое обвинение, отмахнувшись от уверения, что тот все это время просидел в укрытии.

— Ну конечно! Его нельзя было не узнать! — Лиливин был удивлен, что брат Кадфаэль так этим заинтересован. — А это важно?

— Может быть. Пока об этом еще рано говорить. Одну вещь ты мне не сказал, — серьезно продолжал Кадфаэль. — Я не думаю, что ты такой несообразительный, чтобы тебе самому это ни разу не пришло в голову. Когда ты вышел отсюда и никто не забил тревогу, то впереди у тебя была целая ночь, ты мог ведь уйти далеко от своих обвинителей. Неужели у тебя не появилось искушения?

— Она тоже меня уговаривала, — сказал Лиливин, улыбаясь воспоминанию. — Она долго убеждала меня бежать, пока не поздно.

— Почему же ты не убежал?

«Потому, что она на самом деле этого не хотела, — подумал Лиливин, почувствовав, как, вопреки всем горестям, у него радостно забилось сердце, — и потому, что если она когда-нибудь вернется ко мне, то встретится не с преступником, подозреваемым в грабеже, а с человеком, которого перед всеми признали невиновным».

Но вслух он высказал только одну, поразившую его, словно откровение, истину:

— Потому, что теперь я уже никуда без нее не уйду. Когда я выйду — если вообще выйду — на волю, то только с ней вместе.

Глава восьмая Среда

На следующий день после заседания капитула Хью пришел к Кадфаэлю, и, уединившись вдвоем в сарайчике, они устроили небольшое совещание.

— Все в один голос говорят одно и то же, — начал Хью, удобно расположившись под шуршащими связками прошлогодних целебных трав и попивая приготовленное Кадфаэлем винцо из нового, только что початого бочонка. — Все стоят на том, что смерть Печа как-то связана с тем, что случилось в день свадьбы молодого Аурифабера. Но это семейство так занято мыслями о деньгах, о своих кровных деньжатах, что все, за исключением дочери, которая так презрительно кривит губы, но при этом молчит, а уж против своей родни и подавно ничего не скажет, ни о чем, кроме своей потери, не могут говорить, считая, что и у остальных тоже не может быть другой заботы. Доход доходу, конечно, рознь, но и в лавке мастера Печа дела идут неплохо, а после мастера Печа не осталось никакой родни, кому его лавка могла бы перейти в наследство. Кажется, ни для кого не секрет, что он собирался сделать своим преемником работника. Этот парень, молодой Бонет, уже более двух лет делает за него почти всю работу, он вполне заслужил, чтобы ему доверяли. По всей видимости, это очень достойный и порядочный молодой человек, но, как знать, не надоело ли ему долгое ожидание? А кроме того, нельзя упускать из виду, что замок-то и ключи для железного сундука Уолтера изготовил не кто иной, как Болдуин Печ.