Воробьевы горы - [121]

Л е ш а. Позор… Какой позор!..

А н т о н. Не ругай меня, Леша… Сорвалась у меня резьба…

Л е ш а. Себя ругаю, нас… Довели! Допустили! Нет, нет, не могу поверить… Из-за какой-то собаки… Да черт с ним, с общежитием, живи пока у меня, с мамахеном договорюсь, только фабрики не бросай, коллектив жене чей-нибудь — твой родной, близкий…

А н т о н. Сознаю, Леша… Нелегко мне, поверь… Но все-таки — поддержи!

Л е ш а. В чем поддержать? Удавку самому себе затянуть на шее? Да ты соображаешь, о чем говоришь? Тебя вдруг какой-то стройке отдать? А что без тебя наша бригада, цех, фабрика делать будет? Мы ж не валенки валяем — науке своим производством служим! Учебные приборы, школьные пособия — это тебе что? Сорвать хочешь? Ребятишек с голыми руками оставить?

А н т о н. Но может человек хоть раз над своей жизнью задуматься? Потянуло меня, Леша… Потянуло вдаль…

Л е ш а. Ну, вот что. Давай договоримся. Все понял, судьбой твоей займусь лично, сиди на месте, никуда не уходи. Я на фабком! (Исчезает.)

З а т е м н е н и е.

На сцене темнота. Освещен лишь  Л е ш а.

Л е ш а (обращается в глубину сцены). Я все сказал. Итог, товарищи, — теряем человека!

Вспыхивают лампочки под зелеными абажурами.

Слышны взволнованные голоса.

П е р в ы й  г о л о с. Что ж он молчал до сих пор?

В т о р о й  г о л о с. Тягунова укротим — не проблема.

Т р е т и й  г о л о с. Формалист известный…

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Подумаешь, чудо-юдо…

Л е ш а. Товарищи, поймите, Тягунов сейчас уже ничего не решит! Дело о человеческой судьбе идет, а за нее мы отвечаем! Забыли мы, кто такой для нас Антон! Сирота, детского дома воспитанник, детдом его с почетом к нам на производство направил, на работе зарекомендовал себя парень лучше некуда, характер тихий, скромный, — а мы и рады! Забыли и думать о нем, живет в полном забросе, скоро двадцать восемь, а до сих пор в общежитии, ни кола у него, ни двора…

В т о р о й  г о л о с. Неженат до сих пор, верно…

Л е ш а. Насчет женитьбы — дело, как говорится, его сугубо личное, но факт, что растет наш Антон, как трава при дороге, подумать о нем некому, папы-мамы нет… А ведь вранье это. Есть у него и папы, и мамы, — столько есть, сколько ни у одного человека нет!

Т р е т и й  г о л о с. Как это?

Л е ш а. Мы с вами, дорогие товарищи, мы с вами Антону нашему папы и мамы, потому что в наши руки Антона детдом передал, нам доверил, а не кому-нибудь другому… Кроме нас, нет у него никого!

П е р в ы й  г о л о с. Что ж… Возражать не приходится… Верно!

Т р е т и й  г о л о с. В точку попал…

Л е ш а. Вот я спрашиваю вас, Антоновых пап и мам: неужели мы ребенка своего куда-то от себя отпустим, неужели у себя дома о нем как следует не позаботимся?

В т о р о й  г о л о с. Что предлагаешь, говори! Еще двадцать пунктов у нас в повестке!

Л е ш а. Создать условия!

Т р е т и й  г о л о с. Какой может быть разговор?

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Антона не отпускать ни в коем случае!

П е р в ы й  г о л о с. На площадь заявлений он не подавал?

Л е ш а. И не подаст ни под каким видом! Не знаете его, что ли? Если услышит, что я тут за него хлопочу, — голову с меня свернет!

П е р в ы й  г о л о с. Придется пойти навстречу. Как, товарищи? Дадим Антону отдельное жилье?

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Заслужил…

Т р е т и й  г о л о с. Получит комнату — куда ему бежать?

В т о р о й  г о л о с. Дать бы, да сказать, чтоб скорее женился… Женится — не тронется никуда…

Л е ш а. О женитьбе пока вопрос трогать не будем, а насчет жилья правильно! Давно пора!

П е р в ы й  г о л о с. Значит, выделяем Антону комнату! Возражений нет?

Л е ш а. Простите — не комнату!

Т р е т и й  г о л о с. А что же?

Л е ш а. Квартиру.

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Ого!

Т р е т и й  г о л о с. Не много ли сразу?

Л е ш а. Хороший мы народ, товарищи, но почему все время скупимся? Хотим добро делать — и с оглядкой всегда: не слишком ли щедры? Не надо, товарищи! Если уж благо творить — давайте полным ковшом! Заслужил же человек! А в общей квартире опять недоразумения пойдут: вы же хобби его не учитываете — как запустит динамики свои на полную силу… И животных опять же любит… Нет, нет, только отдельную! Еще думать надо, чтобы не отказался!

В т о р о й  г о л о с. От квартиры отдельной? Ну уж, этого не может быть.

Л е ш а. Мало знаешь Антона, Катенька! Очень даже просто! Сделать надо так, чтобы выхода у него не было, как только взять! Премировать его квартирой — вот тогда уж действительно ему деться некуда будет! Неужели единственному нашему ребенку одной маленькой квартиры пожалеем?

П е р в ы й  г о л о с. Вижу, Леша, отец из тебя получится неплохой… Гляди только, как бы это дитя на голову тебе не село… Что там у нас с малогабаритными квартирами, товарищи?

Т р е т и й  г о л о с. В четвертом квартале должны быть.

Л е ш а. В четвертом квартале? Привет из Саян!

В т о р о й  г о л о с. Да не бери ты нас на басы, Леша! А если нет сейчас готовых квартир?

Л е ш а. Тогда прощайтесь с Антоном. На сквере я его оставил перед общежитием — с вещами сидит, маршрут себе выбирает.

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Ну что ты скажешь! Неужели уедет?

Л е ш а. Русский человек может тридцать лет и три года сиднем сидеть на печи, как Илья Муромец, а как влезет что-то в башку — не остановишь, кончено!