Воробьевы горы - [11]
К о л ь к а (читает). «Третья часть города Москвы называется Скородом. Она имела некогда, до сожжения города татарами, как говорят, до двенадцати верст, или пяти немецких миль, в окружности. Река Яуза протекает через эту часть города и впадает в реку Москву…»
Слева, над входной дверью, вдруг вспыхивает самодельный красный экранчик с надписью: «Внимание — гость!»
(Не замечая, продолжает читать.) «Четвертая часть города называется Стрелецкая слобода…»
За дверью слышны шаги, стук в дверь. Дверь отворяется, появляется М а р и н к а.
М а р и н к а. Мама послала узнать, когда твой брат нашу плитку и утюг починит. Уже целая неделя прошла, как взял. И еще она велела сказать: неужели они, говорит, такие богатые, что им, говорит, деньги не нужны?
К о л ь к а. Почему не нужны? Деньги всегда нужны. Только нам некогда.
М а р и н к а. А что же вы делаете?
К о л ь к а (указывая на радиоприемник, понижает голос). Исландию ловим.
М а р и н к а. Исландию?
К о л ь к а. Ага… Из-за нее Лева даже в школу уже второй день не ходит. Злой — ужас…
М а р и н к а. И все ты, Колька, выдумываешь! Разве можно Исландию поймать? Она что, птица?
К о л ь к а. На короткой волне все можно. Даже с Марсом соединиться! Тебе этого, конечно, не понять.
М а р и н к а. Ты больно умный. (Вздохнув.) Скучные вы теперь какие-то все стали.
К о л ь к а. Кто это «вы»?
М а р и н к а. Мужчины. Никакой поэзии.
К о л ь к а. Что?
М а р и н к а. Это моя бабушка так говорит. В современных мужчинах, говорит, никакой поэзии.
Колька смеется.
Что ты?
К о л ь к а. Да я просто подумал: вдруг нее мужчины поэзией начнут говорить, как твоя бабушка хочет. Вызовет меня, например, наш Федор Сергеевич и спросит:
А я ему в ответ:
Так?
М а р и н к а. Ты дурак и воображала!
К о л ь к а. А у тебя на голове мочала!
М а р и н к а. А у тебя нос как картошка!
К о л ь к а. А ты пищишь, словно кошка!
М а р и н к а. Врешь!
К о л ь к а. Ну что ж!
М а р и н к а. Замолчи!
К о л ь к а. Получи! (Показывает нос, хохочет.) А знаешь, молодец твоя бабушка. Здорово придумала! Я вижу, для мужчины это самое подходящее дело!
М а р и н к а. Какое дело?
К о л ь к а. Поэзия. Дразниться хорошо!
М а р и н к а. Только и дела, что дразнить да обманывать.
К о л ь к а. Обманывать? Я?
М а р и н к а. Сказал, что разгадаешь, кто на Воробьевых горах расписался, а сам до сих пор даже не зашел ни разу.
К о л ь к а. А знаешь, почему? Все библиотеки обегал, двадцать книг прочитал, до семнадцатого века уже дошел, видишь (показывает книгу) — «Путешествие Адама Олеария в Москву и Персию в 1639 году», и нигде ни слова не сказано про Воробьевы горы, и кто там бывал… неизвестно…
М а р и н к а. А я уже знаю.
К о л ь к а. Ну да! Откуда?
М а р и н к а. Очень просто! Маму спросила — и все!
К о л ь к а. Много знает твоя мама!
М а р и н к а. Побольше твоего. Не воображай, пожалуйста!
К о л ь к а. Откуда?
М а р и н к а. Из книжки.
К о л ь к а. Из какой?
М а р и н к а. Название не помню, она очень толстая, в ней страниц, наверное, семьсот.
К о л ь к а. А про что книга эта?
М а р и н к а. Мама говорит, про дружбу.
К о л ь к а. Про дружбу?
М а р и н к а. Да. Про то, как два товарища дружили с детства и на всю жизнь!
К о л ь к а. Кто такие?
М а р и н к а. Фамилии забыла, только мама сказала, что это были замечательные люди, революционеры.
К о л ь к а. Почему же я не знаю? А Воробьевы горы здесь при чем?
М а р и н к а. Они там часто гуляли, а один раз посмотрели на Москву и друг другу дали клятву.
К о л ь к а. Клятву? Это здорово! Какую?
М а р и н к а. Жить честно и всегда бороться!
К о л ь к а. За что бороться?
М а р и н к а. Как — за что? Ясно, за коммунизм!
К о л ь к а. Кто ж это такие?
М а р и н к а. У меня всегда имена из головы выскакивают. Помню только, что одна фамилия на «О» начинается, а другая… другая вроде на «Г».
К о л ь к а. Что? «О» и «Г»? (С шумом захлопывает книгу.) Слушай, а сейчас эта книга у вас?
М а р и н к а. У нас.
К о л ь к а. Пошли!
М а р и н к а. А дом?
К о л ь к а. Ничего с ним не сделается. (Повертывает выключатель, зажигается красный экран с надписью: «Скоро приду».) Бежим! (Хватает Маринку за руку.)
Оба выбегают.
На улице совсем стемнело. В комнате тишина. Только из наушников, брошенных около радиоприемника, все время доносятся какие-то далекие звуки — журчание, разряды, обрывки музыки и т. д. Над дверью снова вспыхивает надпись: «Внимание — гость!» Слышны шаги, стук в дверь.
Дверь чуть приотворяется, показывается голова В а л и.
В а л я. Можно? Лева, ты дома? Девочки, еще одна неудача… Кажется, никого нет. Вот везет. Входите все равно. (Входит.)
За ней Л и з а и М и л а, у каждой в руках книга.
Л и з а. Не расстраивайся, Валя, смотри (указывает на экранчик), скоро придет.
М и л а. Как интересно!
Л и з а. Умерь свои восторги, Милочка! Это не так интересно, как тебе кажется.
М и л а. Нет, ты только посмотри.
Л и з а. Что здесь смотреть? Даже сесть негде.
В а л я. Но как же мы будем заниматься без наших мальчиков?
М и л а. Ничего… Мне кажется, все будет хорошо.
В а л я. А меня возмущает. Если даешь слово, то надо сдержать его во что бы то ни стало, а у мальчишек всегда тысячи отговорок.
Предлагаемые читателю воспоминания одного из старейших драматургов и киносценаристов страны А. Д. Симукова (1904–1995) представляют собой широкую картину жизни нашего общества на протяжении почти всего XX века, а также размышления автора о театральном искусстве и драматургии. Свою литературную деятельность А. Симуков начал в 1931 г., получив благословение от А. М. Горького, в журнале которого публиковались первые рассказы молодого литератора. Его пьесы, в большинстве своем веселые, жизнерадостные комедии, «Свадьба», «Солнечный дом, или Капитан в отставке», «Воробьевы горы», «Девицы-красавицы», пьесы-сказки «Земля родная», «Семь волшебников» и многие другие широко ставились в театрах страны, а кинофильмы по его сценариям («Волшебное зерно», «Челкаш», «По ту сторону», «Поздняя ягода» и другие) обрели широкую известность.
