Вор в роли Богарта - [15]

— Куда прикажете!

— Нет, не в Париж, — заметила она. — Хотя это было бы очень романтично, верно? Если бы мы встретились вот так, случайно, и тем же вечером улетели в Париж… Но пока я туда не хочу. Пока еще не время…

— Париж может и подождать?

— Да, — ответила она. — Париж от нас никуда не денется. А сегодня вы можете пригласить меня в кино.

Она ушла, а я подошел к витрине и потрогал Раффлса — узнать, уж не умер ли он. За все время ее пребывания в лавке он ни разу не шевельнулся, и невозможно было представить, что он просто-напросто проигнорировал этот визит. Я почесал его за ухом. Раффлс лениво повернул голову и приоткрыл один круглый глаз.

— Ты проворонил ее, дружище, — шепнул я. — Ладно, валяй, спи дальше.

Кот зевнул, потянулся, затем легко спрыгнул с подоконника и подбежал к миске с водой. Он был серый с темными разводами, и Кэролайн Кайзер, мой лучший на свете друг, вообразила, что он принадлежит к редкой мэнской породе. Я заинтересовался, сел за книги и немного изучил этот вопрос. И теперь вовсе не уверен, что он манкс. Единственное, что роднило Раффлса с этой породой, так это полное отсутствие хвоста.

Ладно, манкс или не манкс, но мой Раффлс — толковый работящий кот, и с тех пор, как он поселился в лавке, от мышей не пострадало ни одной книги. Только тут до меня дошло, сколь многим я обязан Раффлсу. Допустим, какая-нибудь мышь обгрызла бы переплет «Богги: фильмы Хамфри Богарта», тогда пришлось бы или выкинуть ее на помойку, или же отправить в ссылку — на специальный столик, где были свалены книжки по три штуки за доллар. И что тогда? Тогда она как зашла бы в мой магазин, так и вышла бы, а я продолжал бы читать Уилла Дьюранта и упустил бы ее — точь-в-точь как Раффлс.

Я потянулся к телефону и набрал номер салона красоты «Пудель», где денно и нощно трудилась Кэролайн, превращая лохматых псин в красавцев.

— Привет, — поздоровался я. — Слушай-ка, я не могу пойти с тобой сегодня в «Бам Рэп». У меня свидание.

— Но это очень странно, Берн. Я же еще за ланчем спросила, занят ты сегодня или нет. И ты сказал, что нет.

— Ну, это когда было… — протянул я.

— А что, собственно, изменилось? Что случилось, Берн?

— Просто в магазин зашла одна красивая женщина.

— Тебе повезло, — заметила она. — Единственный, кто зашел ко мне за весь день, был какой-то толстяк с салюки.[11] Ну скажи, Берн, зачем только они это делают?

— Зачем заходят в салон?

— Нет. Заводят совершенно не подходящих им собак. Ноги у него были кривые, пузо — как бочка, челюсть с нижним прикусом, так на кой хрен ему собака, которая выглядит как модель? Ему следовало бы завести себе английского бульдога.

— Может, тебе удастся уговорить его поменять?

— Поздно, — ответила она. — Не успеешь завести собачку, как, глядишь, через несколько дней привык к ней и просто не мыслишь существования без нее. Ничего общего с человеческими взаимоотношениями, где все распадается, стоит только узнать друг друга получше. Берн, а эта красивая женщина, она что, твоя знакомая?

— Нет, абсолютно незнакомая, — ответил я. — Просто зашла в магазин купить книгу.

— И вышла, унося с собой твое сердце. Как романтично! И куда же ты ее поведешь? В театр? В «Рэйнбоу Рум»? Или же в какой-нибудь уютный ночной клуб? Там бывает очень славно.

— Мы идем в кино.

— О… — протянула она. — Понимаю… Что ж, безошибочный выбор для первого свидания, во всяком случае. И что собираетесь смотреть?

— Два фильма. «Молния» и «Токийский Джо».

— Это что же, премьера?

— Да нет, не совсем.

— «Токийский Джо» и «Молния»… Первый раз слышу. А кто играет? Я знаю?

— Хамфри Богарт.

— Хамфри Богарт? Тот самый Хамфри Богарт?

— Это ретроспективный показ фильмов с его участием. В театре «Мюзетт», ну, что в двух кварталах от Линкольн-центра. Сегодня как раз открытие, и мы встречаемся у касс без четверти семь.

— Но ведь фильмы начинаются вроде бы в семь?

— Семь тридцать. Просто она хочет прийти пораньше, чтобы достались хорошие места. Она никогда не видела этих фильмов.

— А ты, Берн?

— Нет, но…

— Потому что я тоже не видела. И что самое главное, никогда даже не слышала!

— Она ярая поклонница Богарта, — объяснил я. — Выучила английский по его фильмам, прокручивая их по тысяче раз.

— Тогда, наверное, любимое ее выражение: «Эй, ты, грязная крыса!»

— Так это Джимми Кэгни.

— «Сыграй-ка еще раз, Сэм». А это уже Хамфри Богарт, правильно?

— Уже ближе к истине.

— «Ты играл для нее, можешь сыграть и для меня». Верно?

— Да, верно.

— Так я и думала. А что ты имел в виду, когда говорил, что она училась английскому? Где она выросла?

— В Европе.

— А где конкретно в Европе?

— Просто в Европе.

— Просто в Европе? Но где именно? Во Франции, Испании, Чехословакии, Швеции или…

— Из этих четырех стран, что ты назвала, я бы предположил Чехословакию. Однако не стану уточнять, потому как мы это не обсуждали. — И я пересказал ей наш разговор, опустив, впрочем, гастрономические причуды обитателей Огненной Земли. — И вообще, между нами осталось много чего недоговоренного, — добавил я. — Ну, знаешь, обмен многозначительными взглядами, всякие там нюансы и прочее…

— И страсть? — предположила она.

— Я бы скорее сказал, романтика.