Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе - [4]

– Правда, ты мог бы быть мне полезен, но мне все еще не по душе вести тебя за собой, когда в твоем присутствии нет необходимости, Банни.

– Тогда позволь мне вести тебя, – ответил я и немедленно перешел через широкую пустынную дорогу с рядами великолепных домов, расположенными на больших участках с прекрасными садами. Моя походка была уверенной, и я будто всем своим видом говорил, что дом, к которому направляюсь, принадлежал мне.

Я думал, что Раффлс остался позади, потому что я ни разу не услышал его шаги, но он следовал за мной, как я смог убедиться, повернувшись к воротам.

– Я должен научить тебя, как правильно ступать, – прошептал он, покачав головой. – Тебе вообще не следует использовать пятку. Вот, можешь попробовать на траве. Ступай по ней, как если бы этот участок был деревянной доской! Гравий создает шум под ногами, а в цветниках остаются следы. Подожди, я должен провести тебя через это.

Это была дорожка у входа, засыпанная гравием, и в тусклом свете сверху виднелись следы от экипажей. Путь до двери угрожал раскрыть нас. Но Раффлс, со мной под руку, бесшумно и уверенно пересек опасную зону.

– Обувь легко можно поместить в карман – до чего удобные эти бальные туфли! – прошептал он у крыльца. Легкая связка отмычек слегка звякнула. Он чуть наклонился и попробовал пару из них прикосновением гуманного дантиста. Третья отмычка впустила нас в дом. И когда мы стояли вместе на коврике, а Раффлс очень медленно закрывал за нами дверь, часы в до боли знакомой мне манере пробили полвторого, что заставило меня схватить Раффлса за руку. Мои полчаса счастья испарились из-за знакомых курантов! В тусклом свете мое лицо приобрело дикое выражение. На глаза попались знакомые из прошлого держатель для шляп и дубовый пуфик. А в это время Раффлс улыбался мне в лицо и придерживал дверь, давая мне сбежать.

– Ты солгал! – тихо ахнул я.

– Ничего подобного, – ответил он. – Да, это мебель Гектора Каррутерса, но дом принадлежит лорду Лохмабену. Вот, посмотри!

Он наклонился и разгладил выброшенный конверт из-под телеграммы. «Лорд Лохмабен», – прочитал я выведенное карандашом имя при тусклом свете. Тогда мне стало все понятно. Мои друзья оставили свой дом, и Раффлсу нужно было объяснить все более понятно еще до того, как мы сюда пришли.

– Хорошо, – сказал я, – закрой дверь.

И он не только закрыл ее без звука, но и вставил туда болт, скорее всего, обтянутый резиной.

Через минуту мы работали над дверью, я с крошечным фонариком и бутылкой масла, а он с инструментом и с самым большим долотом, которое я видел. Йельский замок Раффлс даже не попытался вскрыть. Он был установлен слишком высоко на двери, примерно в футе над ручкой. Вскоре на уровне глаз Раффлса появилась целая цепочка отверстий.

Тем не менее часы в зале успели нарушить тишину дома еще два раза, прежде чем мы получили доступ в комнату.

Следующей заботой Раффлса было заглушить звонок у окна (с помощью шелкового платка из шляпы) и подготовить экстренный отход, открыв сначала жалюзи, а затем само окно. К счастью, это была спокойная ночь, и лишь слабый ветерок прорвался внутрь. После этого Раффлс стал работать над показанным ему мной сейфом за книжным шкафом, пока я стоял на стреме. Я стоял там в течение долгого времени, слушая громкие часы в холле и тихие звуки инструментов Раффлса позади. Все было спокойно, пока третий звук не взбудоражил меня. Это был звук осторожно открываемой двери второго этажа.

Я успел только открыть рот, чтобы прошептать предупреждение Раффлсу. Но его уши тоже легко уловили посторонний звук. Его фонарь погас, пока я поворачивал голову. В следующий момент я почувствовал его дыхание на шее. Было уже слишком поздно не только для того, чтобы прошептать ему что-то, но и для того, чтобы закрыть изуродованную дверь. Мы могли только стоять. Я замер на пороге, Раффлс занял позицию у моего локтя, и мы наблюдали, как человек, несущий свечу, спускается по лестнице.

Дверь в кабинет находилась под прямым углом к пролету, и для человека, который подходил к нам все ближе, не составило бы труда увидеть нас. Но вот нам было совершено не видно, кто приближается к нам, мы оставались в неведении до момента, пока человек не оказался совсем рядом. По шороху одежды мы поняли, что это одна из дам в вечернем платье, как если бы она не так давно вернулась из театра или с бала. Я незаметно отступил назад, глядя, как свеча подплывает к нам все ближе. Когда она оказалась в нашем поле зрения, я почувствовал, что Раффлс бесшумно закрыл мне рот ладонью.

Я мог бы легко простить Раффлса за это! Ведь на следующем своем вдохе я бы закричал. Девушка со свечой… девушка в бальном платье… поздно ночью с письмом в руке… была последней девушкой на Земле, которую я бы предпочел встретить при таких обстоятельствах – как полуночный нарушитель порядка в ее доме, куда я был некогда приглашен благодаря ей!

Я забыл о Раффлсе. Я забыл о негодовании, которое он снова у меня вызвал. Я забыл о его руке на моих губах, я даже не заметил, когда он убрал ее. Во всем моем мире не существовало никого, кроме этой девушки. Мои глаза и мои мысли были поглощены только ею. Она не видела и не слышала нас, за все время она даже не повернула голову ни вправо, ни влево. Небольшой дубовый стол стоял на противоположной стороне зала. Именно туда она и направлялась. На нем была одна из тех коробок, в которые обычно складывают письма. Она наклонилась, чтобы прочитать в свете свечи время, когда эту коробку опустошали.