Вор с черным языком - [52]

Вечером первого дня я сидел в трюме рядом с Норригаль, отжимавшей масло из волос с таким же выражением лица, какое, наверное, было и у меня.

А я думал о том, что чуть не погиб сегодня. От одного воспоминания о кракене меня бросало в дрожь и до сих пор бросает после всего, что я повидал.

Я все еще ощущал соленый, гнилой запах повелителя кальмаров и никогда уже его не забуду. Не забуду и того, как выскальзывали из воды разрывающие плоть присоски у основания толстых, как стволы деревьев, щупалец, как кричали матросы, взывая к родным и любимым, когда кракен сдирал кожу с их спин и опускал в соленое море. Он едва не прикончил меня, и ради чего? Чтобы я и дальше сопровождал хмурую спантийку в страну великанов и только там узнал, с какой целью? Или чтобы я мог, покачивая на ноге маловероятных внуков, рассказывать им: «А вы знаете, что дедушка видел кракена? Точно вам говорю! Оставайтесь на твердой земле, засранцы!»

Я гадал о том, что будет, если в наш следующий заход в гавань я просто запрыгну на какой-нибудь корабль, отплывающий одни только боги знают куда, и оставлю всю эту дрянь позади? Я смогу отправиться туда, где Гильдия имеет меньше власти. Аустрим – единственное королевство, которое находится настолько далеко, что осмелилось полностью запретить Гильдию. А еще говорят, что она так и не добралась до просторного острова Акса, который был самостоятельным королевством.

На юге, в Странных городах прекрасной Истрии и скалистой Бельтии, так много воров, что тамошние «честные люди» смогли сохранить независимость. Сумеет ли бывший Шутник из Гильдии найти там работу, не думая больше о Тревогах, Вопросах и Тенях, о которых прежде не мог вспомнить без дрожи?

И все же я понимал, что это только мечты. Рука Гильдии могла достать везде, куда только способны унести паруса или добежать ноги. К тому же у меня была семья.

А в Бельтии, как и в соседней Истрии, бушевала улыбчивая лихорадка. Кто же захочет ее подцепить?

Я посмотрел на Норригаль.

Казалось, она всегда готова рассмеяться, и это мне в ней очень нравилось. Милая луковка, сложенная из бесчисленных слоев секретов и тайн.

– У тебя есть семья, ведьмочка? – спросил я. – Не считая твоей знаменитой двоюродной бабушки.

– Никого, о ком мне хотелось бы вспоминать, – ответила она. – Есть кое-кто одной крови со мной, но никого, кто пролил бы хоть каплю за меня. А почему ты спросил?

– Не знаю. Наверное, хотел услышать что-нибудь еще, кроме скрипа корабля.

– Есть вещи и похуже скрипа корабля.

Она произнесла это так, будто намекала, что я и был одной из таких вещей, но при этом улыбнулась, явно не имея в виду ничего подобного. Мы проболтали с ней еще целый час. Она рассказала о том, что подружилась с ланью и научила ее нескольким словам, и об одном уголке Бесснежного леса, где туман окутывает все такой тишиной, что ее невозможно разорвать никаким криком. Рассказала о своей госпоже Мертвоножке, которая утверждала, что не выносит детей, однако зачаровала шерстяное одеяло, чтобы оно могло согреть и успокоить любое плачущее дитя, а потом отдала его только что вышедшей замуж служанке из Маэта, которая каждое новолуние приносила ей цветы. Норригаль призналась, что ждет не дождется того дня, когда сможет продолжить обучение у Мертвоножки, для которой выклянчила немного амбры из добычи «Суепки». Видимо, амбра имела большую ценность в заклинаниях. Словно в насмешку, именно в этот момент меня вызвали к капитану для разговора о магии.

Я постарался скрыть разочарование от того, что поменял милое хрупкое лицо Норригаль на усатый, выжженный солнцем морщинистый клюв, болтавшийся на шее Евара Болща. Он привел меня в свою каюту, чтобы понять, много ли пользы я могу принести, заменяя его утонувшего мага.

– Что ты умеешь делать, маленький маг? – спросил он. – Ты можешь принести удачу на охоте?

– Да.

– Поднять ветер?

– Нет.

– Выпрямить перевернувшуюся лодку?

– Нет.

– А можешь ты укрепить корабельные мачты? Сейчас это сделано, ветра нет, нет камней, ломающих мачту, но заклинание нужно обновлять каждую луну или две.

– Он мог это сделать? Круто. Ты уверен, что он и вправду это делал?

– Значит… нет?

– Нет.

Он утер бороду, как будто в ней застряло что-то неприятное, и, возможно, так оно и было.

– Ты уверен насчет удачи?

Я кивнул. Он понимал, что я вру, но не держал на меня зла. Можно даже сказать, что теперь я ему больше нравился.

Потратив на расспросы еще пару минут, он наконец нашел кое-что, чем я мог ему пригодиться. У меня была скрипка, и я неплохо на ней играл. На корабле был еще один скрипач, молровянин-гарпунер, которого перекусил пополам рыжий кит. Вот я и играл, глядя в угол каюты, пока капитан Евар Болщ и Коркала предавались жестоким, судя по доносившимся звукам, любовным утехам. Разобрав кое-какие молровские слова, я пришел к выводу, что Коркала выделывает с капитаном что-то непристойное своей дубинкой с бронзовым наконечником. Но ему могло быть намного хуже, не имей мы на борту богатых запасов лучшей в мире смазки.

Пока я пиликал по вечерам на скрипке к востоку от Молровы под аккомпанемент омерзительного мычания, сквернословий и повелительных криков, представляя себя живущим в прекрасном доме, наполненном магическими книгами и «совятами», спантийка и Малк На Браннайк сделались близкими друзьями. Они вместе играли в «Поймай даму» – карточную игру, распространенную у солдат или слишком бедных, или слишком умных для «Башен», которые требовали денег и частенько заканчивались кровью. Они вместе пили вино Гальвы, хотя спантийка отказалась пить его виски. Она ответила ему то же, что и мне, когда я пытался угостить ее из своей медной фляжки: виски делает ее злобной. А Малк рассмеялся и сказал: «Так в этом же, мать твою, весь смысл!»