Вопрос — ответ - [20]

— Готов, — отзываюсь я.

— Отлично. И следующий наш вопрос из области астрономии. Скажите, мистер Томас, знаете ли вы, сколько планет находится в Солнечной системе?

— Какие у меня варианты?

— Это еще не задание, мистер Томас. Я просто интересуюсь, известно ли вам это.

— Неизвестно.

— Правда? Надеюсь, вы хотя бы в курсе, как называется планета, на которой мы с вами живем?

Аудитория смеется.

— Земля, — угрюмо киваю я.

— Замечательно. Хоть что-то вы знаете. Итак, готовы к третьему вопросу?

— Готов.

— Ладно. Задание номер три. Назовите самую маленькую планету в Солнечной системе. Варианты: a) Плутон, b) Марс, c) Нептун и d) Меркурий.

Прежде чем успевает прозвучать заставка, с моих губ слетает:

— Мяу!

— Простите? — изумляется Прем Кумар. — Что вы сказали? Мне на секунду послышалось какое-то мяуканье.

— Я сказал: «А».

— А?

— Вот именно. Вариант А. Плутон.

— Вы совершенно, на сто процентов уверены, что А?

— Да.

Звучит барабанная дробь. На табло загорается верный ответ.

— И вы совершенно, на сто процентов правы! Плутон действительно самая маленькая планета в Солнечной системе. Мистер Томас, вы только что выиграли пять тысяч рупий!

Некоторые зрители, впечатленные моими познаниями, поднимаются с мест и аплодируют стоя. Но Смита не издает ни звука.

ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ РУПИЙ: ДУМАЙ О КАЛЕКАХ

И солнце будто стало тусклее, и птички щебечут натужно, и воздух какой-то пыльный, и небо на тон потемнело.

Когда тебя забирают из прекрасного большого бунгало с чудесным садом, полным тепла и света, чтобы запихнуть в неопрятную, всю в трещинах постройку, где ты должен делить и без того тесную спальню с дюжиной других ребят, начинаешь несколько желчно смотреть на мир.

От желчи, как известно, развивается желтуха. Не самая приятная из болезней, зато позволяет перебраться из битком набитой общей комнаты в «одиночку». Это огромное помещение с металлической кроватью и зелеными занавесками. Называется изолятор.

Последние полмесяца я был прикован к постели. А кажется, болею с тех самых пор, как умер отец Тимоти и меня увезли из церкви. Нет, они приехали не на джипе с красной мигалкой — на голубом фургоне с окошками, затянутыми проволочной сеткой. В таком возят бродячих собак. Только этот предназначался для отлова бродячих детей. Будь я помладше, угодил бы опять в агентство по усыновлению и был бы выставлен на продажу. Но для восьми лет поздновато, и меня отослали в делийский детский дом для мальчиков, что в районе Туркман-Гейт.

Заведение рассчитано на семьдесят пять человек, однако внутри нас набралось полторы сотни. Разруха, шум, грязь. Два туалета, протекающие раковины, замаранные унитазы. По коридорам и кухне шастают крысы. В классной комнате — обветшалые парты, надтреснутая доска. Преподаватели, не учившие годами. Спортивная площадка, где турники не видны за травой, и где, зазевавшись, можно ссадить колено о камень размером с футбольный мяч. Физрук в белоснежной майке из хлопка и брюках со стрелками хранит снаряды для крикета и бадминтона в аккуратном стеклянном ящике, никогда не позволяя к ним прикасаться. Есть и гигантская столовая с дешевым настилом на полу и длинными деревянными столами. Мрачный повар тайком перепродает курятину и другое мясо в рестораны, а нас держит на вегетарианской диете из овощного бульона и твердых почерневших чапати. Он постоянно ковыряет в носу и бранит любого, кто просит добавки. Надзиратель, мистер Агнихотри — добрый пожилой человек, но мы-то знаем, что реальная власть у его заместителя, мистера Гупта по прозвищу Ужас Туркман-Гейт. Он здесь хуже всех. Коренастый и волосатый, пахнет кожей и целыми днями жует паан. Две толстые золотые цепи на его шее позвякивают при ходьбе. В руках неизменно качается короткая бамбуковая трость, которой мистер Гупта бьет нас, когда ему заблагорассудится. Бродят неясные слухи, что по ночам он вызывает мальчиков к себе в кабинет, но это не обсуждается. Нам хочется говорить о приятном. Например, о разрешении смотреть телевизор в общем зале. Каждый вечер на два часа мы собираемся вокруг двадцатидюймового экрана «Дианора», чтобы насладиться песнями из индийских картин на пятом канале или мыльными операми на «Дурдашан».[25]

Особенно мы радуемся воскресным фильмам. Еще бы, ведь они дают заглянуть в мир безудержных фантазий. Мир, где у мальчиков есть мамы, папы и дни рождения. Где люди живут в исполинских домах, раскатывают на гигантских машинах и получают огромные подарки. Мы любуемся этим миром, хотя и не даем себя увлечь. Ни один из нас не надеется жить, как Амитабх Баччан или Шахрукх Кхан. Самое большее, на что мы способны, — стремиться на место тех, кто сегодня властвует над нами. Поэтому на вопрос учителя: «Кем ты хочешь стать в будущем?» — никто не ответит: пилотом, премьер-министром, банкиром или актером. Любой не задумываясь выпалит: поваром или уборщиком, или физруком, в лучшем случае — надзирателем. Вот до какой степени окружающая действительность принизила нас в наших собственных глазах.

Я тут со многими завязал близкие отношения. Кое-кто помладше, большинство — старшие. Мунна, Каллу, Пьяре, Паван, Джашим, Ирфан… Переселиться сюда из дома отца Тимоти значило для меня угодить с небес прямо в преисподнюю. И только познакомившись с остальными, я понял: для многих детский дом стал раем, а вовсе не адом. Ребята происходили из грязных трущоб Бихара и Дели, а некоторые — из самого Непала. Они рассказывали об отцах-наркоманах и матерях, торгующих собой. Я видел шрамы, оставленные кулаками жадных дядюшек и деспотичных теток. Узнал о рабском труде и жестокости в семьях. И научился бояться полицейских. Это они посылали сюда мальчишек, стащивших буханку хлеба из придорожного ларька, или торговавших из-под полы театральными билетами, а то и просто не понравившихся констеблю.