Вопрос и многоточие, или Голос - [5]

— Согласен. Как прикажешь, прекрасная панна, — Антон склонил голову. — «НЛО» так «НЛО». Предчувствую, что там нас ожидает настоящая сказка и незабываемая встреча с хорошей головной болью утром. Конечно, если еще пройдем дресс-код.

— Это я беру на себя, — Ирина загадочно подмигнула. — Никаких проблем, пользуйся, пока есть возможность. И не надо бесконечно благодарить. Ну, не надо, прекрати! — Ирина демонстративно выставила перед собой руки, будто намереваясь защищаться или кого-то оттолкнуть.

— Актриса! Я оценил твои способности. Можешь успокоиться.

…И была долгая, едва не бесконечная ночь у Ирины с Антоном в «НЛО». Такая долгая и жаркая, хмельная и веселая, что успели вылупиться и стать на крыло воробьи на техническом этаже над квартирой Антона. Созрели и словно закровянили ягоды на рябинах вдоль опушки леса, возле которого он каждый день ходил к метро, чтобы добраться до работы. Не верите, что так бывает? Напрасно. Бывает. И не такое еще случается. Просто мы привыкли к линейным сюжетам. Иной раз глядим и не видим, слушаем и не слышим…

***

«Я Улита-Слимак... Вон тот, что с натугой пытается переползти через песчаную дорожку, щедро усыпанную старой, прошлогодней хвоей, благо пока земля влажная от едва видимой росы, что на глазах испаряется, и мой путь с каждым мгновением становится труднее. Я обычный брюхоногий моллюск с рудиментарной раковиной. Сохрани Бог, не путайте со слизнем! Они, слизни, давно утратили свои хатки, а наш род пока счастлив, потому что всегда дома. Хоть какая-то независимость от окружающего мира. Своя ноша не тяжела, хотя и выматывает, забирает силы. Я ухожу из своей резервации, потому что мне кажется — там, за тропинкой, лучшая жизнь, вкуснее пища и вольная вольница для мыслей, мечтаний, действий и поступков. Мы же, Улита-Слимаки, гермафродиты, а мне никак не хочется оказаться в роли девочки. Дружил я с одной фифочкой с красивой раковиной и чуткими рожками-щупальцами на головке. Казалось, уже обо всем договорились: именно она откладывает яйца с нашими наследниками. Но в последний момент что-то перевернулось в ее головке, и захотелось фифочке почувствовать себя мужчиной-самцом, а мне отводилась роль самочки. Но не готов я к таким метаморфозам, да и договоры в нашем мире что-то еще значат! Короче, я пока без нежных наследников остался. Холостякую и убегаю за границу, через такую широкую лесную стежку. Хорошо, что выбрался в дорогу с первыми солнечными лучами, когда еще не много людских ног мелькает над головой. Под их безжалостными подошвами погибли уже тысячи моих родственников-вольнодумцев. Но я не боюсь. Просто однажды сказал себе: не бойся! Спешить некуда, да и зачем? Все проблемы ничтожны и не стоят внимания. Даже толстый и вонючий слизень. Он теперь ничто для меня. Надо просто жить и радоваться всему, что имеешь. Порадоваться за мою бывшую фифочку, которая теперь обязательно станет самцом и найдет себе хорошую пассию. А я счастлив свободой, что ожидает меня. Никаких проблем. Если погибну под ногой человека, который мучается от бессонницы или от лапы бездомной собаки, что ищет поживы всегда голодному желудку — что ж… Мне никому не надо доказывать свою значительность и утешать неосуществимостью свое самолюбие. Я таков, каков есть, и иным уже не стану. Именно с пониманием этой простой истины распадается, освобождается тело от цепей робости и страха.

Я — Улита-Слимак. Обычный среди миллионов других. Возможно, лучших или худших, более крупных или мелких, более удачливых, а может, и невезучих. Там, где тепло и сыро, мне уютно. Где нет проблемы с едой. Мне достаточно три раза в неделю поесть травки. Вот так просты мои требования.

Я не ищу смысл жизни. Давно не ищу. Понял однажды, что его просто не существует. Это всего лишь иллюзия, которой заполняем внутреннюю пустоту с минуты рождения. Может, и хорошо, что моя фифочка избавила меня от наследников. Зачем плодиться, чтобы стать добычей ежей, ящериц и кротов? Да и природные ресурсы из конского щавеля, земляничника, крапивы и одуванчиков в этом лесном уголке, разделяющем микрорайоны огромного города, очень ограничены. Не говоря уже о яме, в которой живет наша колония. На себе это почувствовал. И нет там воли для души. Потому и ухожу, убегаю из нашей резервации. Убегаю от всего и всех, а прежде всего от самого себя. Не удивляйтесь, случается и такое. Хвоя мешает двигаться, липнет к ноге, уже не хватает слизи, чтобы увлажнять песчаную дорогу.

Не надо ожидать, что кто-то вернется. Никто не возвращается. Я давно понимаю это. Не возвратятся прожитые дни, друзья, что ушли, погибли, не возвратятся молодые годы. Как ни зови, не дозовешься до родителей в небытии. Сладкий сон детства не возвращается, а вот боль от потерь находит место в невидимых тенетах души и вьет в ней гнездо, чтобы уж никогда не покинуть хозяина. И я убегаю. Из собственной, внутренней резервации. Правда, сомнения одолевают: буду ли чувствовать себя проще и вольготней на новом месте? О силы небесные, некто — огромный! — занес надо мной ногу. Вот подошва опускается, приближается к моему маленькому тельцу. Если бы удалось свернуть в сторону… Но как, как это сделать? Медленно, очень медленно приближается подошва сапога…