Вооруженные силы Японии. История и современность - [23]

Разумеется, в Японии существовали силы, которые вели борьбу против разгула милитаризма. Это были прежде всего коммунисты и левые социалисты. Антивоенная борьба, разоблачение агрессивных планов и действий правящих кругов приняли после победы Великой Октябрьской социалистической революции более массовый характер, чем в период русско-японской войны 1904–1905 гг. Профсоюзы, прогрессивные студенческие и женские организации в период японской военной интервенции против Советской России и агрессии против Северо-Восточного Китая, несмотря на политику репрессий в отношении антивоенных демократических сил, проводили митинги протеста против экспансионистской политики правящих кругов, требовали возвратить японские войска на родину.

Катаяма Сэн отмечал в 1933 г., что с 1928 г. арестовано «свыше 25 тысяч революционных рабочих, крестьян, интеллигентов»[175].

В конце 1937 г. после начала широкомасштабной агрессии Японии против Китая были произведены массовые аресты противников войны[176]. КПЯ в результате жестоких репрессий и полицейских провокаций была сильно ослаблена: по существу, борьбу продолжали лишь отдельные нелегальные группы коммунистов. Со второй половины 30-х годов в стране имела место лишь «разобщенная деятельность некоторых групп коммунистов, борьба отдельных коммунистов»[177].

Таким образом, при помощи усиленной идеологической обработки населения и вооруженных сил, репрессий и террора против демократических антивоенных сил правящие круги Японии готовились к осуществлению своих далеко идущих агрессивных планов, к расширению территориальных захватов, активному участию в надвигавшейся второй мировой войне.

Глава вторая ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ ЯПОНИИ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ

Стратегические замыслы Японии

Взгляды политического руководства и генералитета милитаристской Японии на сущность и цели военной стратегии во второй мировой войне во многом совпадали со стратегическими воззрениями, господствовавшими в фашистской Германии: оба государства считали своей главной целью достижение собственного мирового господства. Как и гитлеровцы, японские милитаристы, руководствуясь расистской теорией, что «японец рожден для того, чтобы гордо промаршировать по всему свету»[178], стремились установить свой «новый порядок» в Азии и на Тихом океане под демагогическим лозунгом «освобождения» желтой расы от белых колонизаторов и создания здесь «сферы сопроцветания Великой Восточной Азии».

Причем этот «новый порядок» в Азии японские милитаристы уже со времени нападения на Китай насаждали, по словам Д. Кинана, главного американского обвинителя на Токийском процессе, «совершая зверства невероятной жестокости как по характеру, так и по масштабам… Бесчеловечный метод ведения войны носил всеобщий характер»[179]. Он именовался японским командованием «политикой трех лучей»: «сжигай, убивай, грабь»[180].

На оккупированных Японией Филиппинах был установлен жестокий режим военной диктатуры. За каждый случай попыток «причинить вред» японским солдатам или частным лицам грозил расстрел десяти заложников. Любые действия, «противоречащие интересам японских войск», карались смертной казнью[181]. По подозрению в содействии партизанам целые семьи, включая детей, сжигались заживо в своих домах. Часто такой участи подвергалось поголовно все население деревни или городка[182]. Против китайского населения японские милитаристы применяли химическое и бактериологическое оружие, проводили бесчеловечные опыты на живых людях, что впоследствии взяла на свое вооружение гитлеровская Германия[183].

Имелось определенное сходство и в подготовке Японии и Германии к решению главной стратегической задачи — уничтожению силой оружия Советского государства, в котором они видели основное препятствие на пути к завоеванию мирового господства. Всячески подчеркивалось, что СССР для Японии — враг номер один, столкновение с которым неизбежно[184]. Поэтому главная задача империи должна была заключаться в том, чтобы на первом этапе «вытеснить СССР с Дальнего Востока, изолировать его от народов Азии», захватив территории Приморья, Забайкалья и Сибири[185], а на втором — совместно с Германией и ее европейскими союзниками «зажать Советский Союз в тиски с запада и востока»[186] и в конечном счете низвести его на уровень полуколонии. При этом учитывалось, что направленность Японии на войну против СССР встречала одобрение определенных реакционных кругов США, Англии и Франции. В Токио были уверены, что на Западе «Японию не будут строго судить за нападение на коммунизм»[187].

С началом второй мировой войны японская императорская ставка подготовила два варианта стратегического плана ведения военных действий на Азиатско-Тихоокеанском театре войны: северный — против СССР и южный — против США, Англии и их союзников. Считалось, что «для достижения великой цели войны оба направления, как южное, так и северное, являются двумя сторонами одной медали»[188]. Очередность осуществления каждого из них ставилась в зависимость от конкретно складывающейся международной обстановки.

По замыслам сторонников «движения на север» (т. е. сначала нападение на СССР, а затем продолжение завоевания Восточной и Юro-Восточной Азии), война против Советского Союза должна была не только реализовать планы по захвату советских территорий, но и оказать решающее влияние на окончание затянувшегося «китайского инцидента». Двинуться на север и дойти до Иркутска предлагал министр иностранных дел И. Мацуока. Он считал, что если японские армии пройдут даже половину этого пути, это окажет воздействие на Чан Кайши и приведет к окончательному миру (имеется в виду окончательная капитуляция Китая. —