Вообрази себе картину - [97]

И все же другие люди его возраста горько жалуются, когда им приходится попасть в такую беду, говорил Критон, когда вошел с извинениями услышавший их голоса стражник. Он приблизился к Сократу и снял с него цепи. Сократ принялся растирать оставленные ими следы. Стражника явно мучил стыд.

— Что нового? — поинтересовался Сократ. — Есть сегодня какие-нибудь распоряжения на мой счет?

— Есть приказы, — ответил, понизив голос, стражник. Он не отрывал глаз от земли.

— Какие же?

— Приказы такие, — ответил стражник, — чтобы я смотрел в другую сторону, если ты попробуешь убежать из тюрьмы и направишься в порт, к кораблю, который, как все в городе знают, поджидает тебя, чтобы вывезти отсюда.

— А если я не попытаюсь сбежать? — спросил Сократ.

— Тогда мне приказано сказать тебе, что в Пирее тебя поджидает корабль и что всем нам приказано смотреть в другую сторону, если ты попробуешь убежать.

— Он человек хороший, Критон, — сказал Сократ, когда страж удалился. — Ты заметил, стоит ему взглянуть мне в лицо, сразу у него, у бедняги, слезы наворачиваются.

— Сократ, решись наконец, — резко сказал Критон. — Ты слышал его и слышал меня. Все надо сделать сегодня ночью. Иначе будет поздно.

— Уж не пришел ли с Делоса корабль?

— Пришли сведения. Очень похоже, что корабль появится сегодня. Завтра, Сократ, если ты сейчас не решишься, настанет последний день твоей жизни.

— В таком случае, Критон, я полагаю, это будет к лучшему, если так угодно богам.

— Так ты не уйдешь сегодня?

— Нет. Я все же думаю, что один день у меня еще есть и что корабль придет не в нынешний день, который только еще начинается, а завтра. Ведь я должен умереть на другой день после того, как придет корабль, верно?

— Так постановили власти.

— Вот я и думаю, что он придет не сегодня, а завтра. Я видел сон.

Сон Критона не интересовал. Да и добавочный день тоже погоды не делал.

— Смысл твоего сна, может, и ясен, но, возлюбленный мой Сократ, хоть теперь послушайся меня и не отказывайся от своего спасения, пока не слишком поздно. Твоя смерть грозит мне и другим твоим друзьям двойной бедой. Если ты умрешь, мы не только лишимся друга, которого нам никогда не заменить, но еще и люди решат, что мы могли бы спасти тебя, если б не поскупились.

— Но для чего, дорогой Критон, — сказал Сократ, видя, что друг его разволновался не на шутку, — нам так заботиться о мнении большинства? Порядочные люди — а только с ними и стоит считаться — будут думать, что все это свершилось так, как оно свершилось на самом деле.

— Но тебя-то это не спасет, — сказал Критон. — Ты мне вот что скажи, Сократ, уж не руководит ли тобой забота о риске или расходах, которым подвергнусь я и другие друзья, помогая тебе выбраться отсюда? Не боишься ли ты, что платные доносчики втянут нас в беду за то, что мы тебя похитили? Или что нам придется потерять много денег, а то и все наше состояние, и вдобавок подвергнуться еще чему-нибудь? Если так, то оставь это: чтобы спасти тебя, мы пошли бы и на бульшую опасность. Нет, послушайся меня и сделай по-моему.

— Да, Критон, этого я опасаюсь. Но это отнюдь не единственная причина.

— Этого уж ты не бойся, — сказал Критон. — Есть люди, которые берутся вызволить тебя из тюрьмы и из города, не так уж и много требуя денег за это. Что же касается правительственных доносчиков, то и им не многого надо, это народ дешевый. Если, наконец, принципы не позволяют тебе тратить мое достояние, то здесь сейчас есть чужеземцы, которые готовы за тебя заплатить и которые ничем не рискуют. Один из них — Симмий, фиванец — уже принес большие деньги как раз для этого. Есть также Кебет и еще очень многие, все берутся потратиться, чтобы помочь твоему побегу. После этого они покинут Афины и будут вне опасности. Мы же готовы рискнуть чем угодно, лишь бы спасти тебя.

— Все, о чем ты говоришь, Критон, меня беспокоит, — сказал Сократ, — а кроме этого многое другое.

— Так послушайся меня и поступи разумно, — сказал Критон. — И право, мне и без того уже стыдно и за тебя, и за нас, как подумаю обо всем, чему мы позволили зайти так далеко, да и о том, что все дело припишут какому-то малодушию с нашей стороны. Во-первых, вспомнят, как ты пошел на суд, что было совсем не нужно, — вот первый неверный поступок. Припомнят нам и то, как дело попало в суд, хотя все можно было устроить совсем по-другому. Почему ты уже тогда не покинул Афины? Припомнят и то, как ты защищался, — вот и второй. И, наконец, последняя, венчающая всю эту комедию глупость. Начинает казаться, что мы теряем тебя, потому что нам не хватает отваги и предприимчивости, потому что, будь мы на что-то годны, мы бы тебя спасли, и потому что ты сам себя не спасал, когда оно было и разумно, и практично.

— Милый Критон, — сказал Сократ, выслушав его, — я очень ценю твои добрые чувства. Твое усердие стоило бы очень дорого, будь ты правым. Если же ты не прав, то чем больше усердие, тем больше опасность.

— Тогда прими мой совет сейчас, а спорить будем после. Потому что, если ошибаешься ты, то второго шанса у тебя не будет. И не питай сомнений из-за того, что ты сказал на суде. Не говори, как говорил там, что тебе непонятно, чем бы ты мог заниматься в другом месте. Ибо во множестве мест, куда ты можешь отправиться, есть люди, которые любят тебя, не в одних только Афинах. Если бы ты пожелал отправиться в Фессалию, то у меня есть там друзья.