Вообрази меня - [49]

По крайней мере, я не одна.

Здесь Эммелина. Насколько я могу судить, Андерсон и понятия не имеет, что она со мной.

Тишину разрушает многострадальный вздох.

– Кстати, а зачем ее будить? – интересуется женщина. – Почему нельзя провести процедуру, пока она спит?

– Не я придумал правила, Татьяна. Тебе прекрасно известно, что, согласно протоколу, при инициации перехода испытуемый субъект должен находиться в сознании.

Беру свои слова обратно.

Беру свои слова обратно.

Чистый, неподдельный ужас пронзает меня насквозь, одним ударом развеивая былую уверенность. Надо было сразу догадаться: они попытаются сделать со мной то, что в первый раз не смогла закончить Иви.

Накативший приступ паники почти меня выдает.

– Две дочери с абсолютно идентичным ДНК, – вдруг говорит Татьяна. – Кто-то другой решил бы, что это невероятное совпадение. Но у Иви всегда наготове план Б.

– С самого начала, – тихо произнес Андерсон. – Она проследила, чтобы под рукой был дублер.

Такого удара я не ожидала.

Дублер.

Доходит, я была всего лишь дублером. Запаской, которую держали взаперти. Резервная система на случай, если все остальное выйдет из строя.

В случае опасности разбить стекло.

Мне приходится собрать всю волю в кулак, чтобы лежать спокойно, чтобы сдержать порыв и не сглотнуть вдруг ставшие комком в горле эмоции. Даже теперь, даже лежа в могиле, моя мать умудряется сделать мне больно.

– Нам крупно повезло, – говорит женщина.

– Безусловно, – отвечает Андерсон, однако в его голосе сквозит напряжение.

Напряжение, которое я только сейчас начинаю распознавать.

Татьяна принимается болтать.

Она рассуждает, как умна оказалась Иви, поняв, что кто-то препятствует ее работе; как умна она оказалась и сразу поняла – именно Эммелина исказила результаты процедуры, которую она со мной проводила. По словам Татьяны, Иви всегда знала, что опасно привозить меня на базу в Океанию – и опасность, по ее словам, заключалась в физической близости Эммелины.

– В конце концов, – продолжает Татьяна, – девочки почти десять лет не контактировали. Иви беспокоилась, что Эммелина попробует выйти на связь с сестрой. – Пауза. – И она вышла.

– К чему ты ведешь?

– Я веду к тому, – медленно начинает Татьяна, словно разговаривая с ребенком, – что ситуация опасна. Ты не думаешь, что в высшей степени неразумно снова помещать девочек под одну крышу? После случившегося в прошлый раз?

В груди дает ростки глупая надежда.

Ну, конечно.

Тело Эммелины где-то рядом. А вдруг то, что голос сестры исчез из моей головы, вовсе не связано с ее неминуемой смертью? А вдруг мне кажется, будто она далеко, потому что она передвинулась? Ведь есть шанс, что с момента возвращения в Океанию обе части ее сознания воссоединились. А вдруг я так слабо чувствую Эммелину, потому что она пытается достучаться до меня из своего резервуара – как и в прошлый раз?

Я не одна, говорю я ей. Ты не одна.

– Ты знаешь не хуже меня, это была единственная возможность, – заявляет Андерсон Татьяне. – Мне нужна помощь Макса. Ранения были очень серьезными.

– Похоже, в последние дни ты без помощи Макса и шагу ступить не в состоянии, – сухо отрезает она. – И я не одна считаю, что твои потребности становятся помехой.

– Не дави на меня, – тихо произносит он. – Не лучший день.

– А мне все равно. Намного безопаснее было бы провести всю процедуру в Сорок пятом секторе, за тысячи миль от Эммелины. И не забывай, нам пришлось тащить сюда и мальчишку. Очень неудобно. То, что тебе так срочно понадобился Макс, потешить тщеславие – совсем иная история, она имеет отношение и к твоим ошибкам, и к твоей глупой выходке.

Повисла тишина, тяжелая и густая.

Понятия не имею, что происходит у меня над головой, могу лишь представлять, как эти двое прожигают друг друга взглядом.

– Иви питала к тебе слабость, – в конце концов говорит Татьяна. – Всем известно. Всем также известно, как легко она прощала твои оплошности. Но Иви больше нет. И все было бы уже дважды закончено, если бы не постоянные попытки Макса сохранить тебе жизнь. Только остальные уже теряют терпение.

Андерсон не успевает ответить, как распахивается дверь.

– Ну? – Новый голос. – Все готово?

Впервые Татьяна смягчила тон.

– Боюсь, она еще не проснулась.

– Тогда буди, – в голосе слышны требовательные нотки. – Мы выбиваемся из графика. Всех детей уже испортили. Нужно еще взять оставшихся и как можно скорее прочистить им мозги.

– Сначала выясним, что им известно, – торопливо вставляет Андерсон. – И кому они могли рассказать.

Тяжелые шаги, быстрые и твердые, уже в комнате. Я слышу какую-то суету, короткий вдох.

– Хайдер поведал мне кое-что интересное, когда твои люди притащили его сюда, – тихо начинает мужчина. – По его словам, ты застрелил мою дочь.

– Я действовал из практических соображений, – отвечает Андерсон. – Пришлось вывести из строя и ее, и Кишимото.

Мне потребовалась вся моя выдержка, до последней капли, чтобы не закричать.

Кенджи.

Андерсон застрелил Кенджи.

Кенджи и дочь этого человека. Должно быть, он говорит про Назиру. Бог мой. Андерсон застрелил Кенджи и Назиру. Из чего следует, что этот человек…

– Ибрагим, иного выхода не было. – Каблуки Татьяны застучали по полу. – Да и наверняка она в порядке. Ты ведь знаешь, у них есть девушки-целительницы.