Вообрази меня - [26]

Они расщепляются.

Деревья все не могут решить, то ли стоять, то ли падать, порывы ветра вздымаются с земли с ужасающей силой, и внезапно небо заполоняют птицы. Тучи чертовых птиц.

Эммелина себя не контролирует.

Мы знали, что ее телекинетические и психокинетические способности сродни божественным силам – за пределами всего, что нам было известно ранее, – и мы знали, что Оздоровление настроило Эммелину, чтобы контролировать наше восприятие мира. Но мы знали лишь это, и то гипотетически. В теории.

Мы еще не видели ее такой.

Безудержной.

Она сейчас явно что-то делает с Джей, разрушает ее разум, выплескивая гнев на окружающий мир, ведь наркотические глюки перед моими глазами становятся хуже и хуже.

– Иди обратно, – я стараюсь перекричать гвалт. – Приведи помощь… найди девушек!

Короткий выкрик согласия в ответ, и рука Назиры выскальзывает из моей; лишь поступь тяжелых ботинок свидетельствует, что она ринулась в сторону Прибежища. Даже в этот момент – особенно в этот момент – ее молниеносные, безошибочные действия наполняют меня немалым облегчением.

Приятно, когда напарник опытный.

Я продираюсь сквозь лес, радуясь, что самые сложные препятствия уже позади, наконец подхожу достаточно близко и могу хорошенько разглядеть лицо Уорнера, тогда и сбрасываю невидимость.

Я едва оправился после того, как меня до полусмерти накачали наркотой, и вот на тебе, снова готов отдать концы. И все же, стоя в полусогнутом состоянии, уперевшись руками в колени и пытаясь дышать, поднимаю взгляд и понимаю: я не имею никакого права ныть.

Уорнер выглядит даже хуже, чем я ожидал.

С ободранной кожей, зубы стиснуты, на виске от натуги видна жилка. Стоя на коленях, он обнимает Джей, точно пытаясь сдержать какой-то взрыв; прежде я и подумать не мог, что он здесь не только ради эмоциональной поддержки.

Картина словно не из этого мира: они оба почти голые, все в грязи, стоят на коленях… Джей прижимает руки к ушам – и я могу лишь гадать, как, черт возьми, они до такого докатились.

Я-то думал, дикая ночка только у меня.

Вдруг что-то со стуком врезается мне в живот, и я складываюсь пополам, жестко ударяясь о землю. С трясущимися руками поднимаюсь на четвереньки и окидываю взглядом окрестности, ищу источник своих бед. Обнаруживаю и… немею от удивления.

Мертвая птица в метре от меня.

Жуть.

Джей продолжает кричать.

Я сражаюсь с внезапным яростным порывом ветра и только принимаю устойчивое положение, намереваясь преодолеть последние метров пятнадцать, отделяющие меня от друзей, – как включается «немой режим».

Звук выключили.

Не завывает ветер, не раздаются истошные вопли, ни единого покашливания, ни единого чиха. И это не просто отсутствие шума. Не тишь, не безмолвие.

Все намного хуже. Не слышно вообще ничего.

Голова мучительно поворачивается как в замедленной съемке, и я осматриваюсь, отчаянно желая, чтобы появились ответы. Уповая на то, что исключительно силой разума смогу материализовать нужное мне объяснение прямо из воздуха.

Зря.

Я оглох.

Назира ушла, Джей и Уорнер от меня в пятнадцати метрах, а я оглох. Не слышу ни звуков ветра, ни скрипа деревьев. Не слышу своего затрудненного дыхания, криков жителей в стоящих поодаль бараках. Я пытаюсь сжать кулаки; на это уходит вечность, будто воздух стал плотным. Густым.

Со мной что-то не так.

Я двигаюсь очень медленно, никогда такого не было, словно бегу под водой. Что-то сознательно меня удерживает, физически отталкивает от Джульетты… И вдруг все встает на свои места. Изначальный сумбур в голове рассеивается. Ну, конечно, здесь никого нет. Ну, конечно, никто не придет на помощь.

Эммелина так не оплошала бы.

Я и зашел настолько далеко, видимо, по той причине, что она была слишком занята и меня до сей поры не замечала, не почувствовала меня в состоянии невидимости. Что еще она предприняла, чтобы сюда никто случайно не зашел?

Смогу ли я выжить…

Думать все сложнее. Целая вечность уходит на то, чтобы связать мысли. Другая вечность – на то, чтобы шевельнуть рукой. Поднять голову. Оглядеться. К тому времени, как я сумел приоткрыть рот, я позабыл, что голосом нельзя произвести ни звука.

Где-то вдали мелькнуло что-то золотое.

Замечаю Уорнера; он столь медлителен, что я задаюсь вопросом, не поразил ли нас один и тот же недуг. Уорнер рядом с Джей, изо всех сил пытается выпрямиться, а она все еще на коленях, сгорбилась, рот открыт. Она сосредоточенна, глаза крепко зажмурены, но, если и кричит, я не слышу.

Я бы соврал, если бы сказал, что не испугался.

Я довольно близко к Уорнеру и Джей и могу рассмотреть выражения их лиц, хотя какой в этом прок? Понятия не имею, ранены они или нет, поэтому не осознаю степень сложности возникшей проблемы. Мне нужно как-то подобраться поближе. Но едва только я делаю крохотный шаг вперед, как в ушах раздается оглушительный вопль.

Я беззвучно ору, хлопая ладонями по голове, поскольку ни с того ни с сего тишина усугубляется, и довольно агрессивно, давлением. Боль прокалывает меня словно острый нож, в ушах давит с дикой силой. Словно кто-то перекачал мою голову гелием, словно этот шарик – мой мозг – взорвется в любой момент. И только я подумал, что меня убьет давлением, только подумал, что не могу больше выносить эту боль ни секунды, как земля загрохотала. Задрожала.