Воображаемый собеседник - [9]

— Я знаю, что придет, — ответил тов. Майкерский и устало закрыл глаза. — Но если у нас образцовый распределитель и если я не могу нахвалиться каждым из наших сотрудников, то мне, конечно, хочется, чтобы никто не выделялся в дурную сторону хотя бы на йоту. Гулял, сон крепкий — может быть, это и оправдание, но во всяком случае — не похвальное в сотруднике качество.

Кочетков и Петр Петрович перемигнулись за спиной начальника. Они разрешали себе иногда улыбнуться ретивости тов. Майкерского, и они знали, что это еще не гнев, а если не гнев, то и не страшно.

Часы пробили девять, и с последним ударом в прихожую вбежал Ендричковский, хорошо одетый, еще сравнительно молодой, лет тридцати пяти человек, с официальным званием агента связи. Тов. Майкерский протянул ему явочный лист.

— Минута в минуту, — сказал он. — Распишитесь, пожалуйста. Я уже распишусь после вас.

— Ах, нет, зачем же, Анатолий Палыч, — воскликнул Ендричковский, — уж давайте по порядку.

— Нет, пожалуйста, — настаивал тов. Майкерский. — Как-то удобнее, знаете, если заведующий распишется последним.

— Наоборот, — возразил Ендричковский, — как раз наоборот. Это только доказывает, что заведующий ревностнее сотрудников и подает им пример. Да это ведь так и есть, не правда ли, Петр Петрович?

Петр Петрович подтвердил. Тов. Майкерский все-таки отказывался расписаться первым. Тогда Ендричковский вдруг выхватил лист из его рук и быстро расписался, оставив предыдущую графу незаполненной.

— Вот, — сказал он самодовольно. — Теперь уж будьте любезны, Анатолий Палыч, займите ваше место по праву, и по необходимости.

Тов. Майкерский покачал головой, заполнил пустую графу, сложил аккуратно лист и спрятал его в карман.

— А теперь разрешите вам сообщить, Анатолий Палыч, что я и не собирался опаздывать. Я, Анатолий Палыч, уже успел побывать в тресте, так что я нахожусь на службе, собственно говоря, около получаса.

Тов. Майкерский посмотрел на Ендричковского подозрительно и тихо спросил:

— Чего же вы добились, в тресте?

Ендричковский опустил глаза.

— Вот добиться я ничего не добился. Там было заперто.

Тов. Майкерский вспыхнул и закусил губу. Но он тотчас овладел собою и сказал:

— Вы все шутите, Ендричковский, а я этих шуток не люблю. Все учреждения открываются в одно время, и вы это знали. Вы и не были в тресте.

— Честное слово, был, — воскликнул Ендричковский. — Да у меня из дому одна дорога — мимо треста!

— Ну, и что же, неужели там сейчас никого не было?

— Ни одной души, Анатолий Палыч! Даже курьера не было.

Тов. Майкерский с торжеством посмотрел на всех. Да, он знал, что только его учреждение поставлено образцово. За эту минуту торжества он простил Ендричковскому и его опоздание, и его попытку разыграть начальника. Он улыбнулся и приготовился было проследовать наверх, но Петр Петрович остановил его.

— Анатолий Палыч, — сказал помощник заведующему, — я хотел, чтоб уж потом не нарушать занятий, просить вас. Завтра день моего рождения, будьте так любезны, не откажите вечерком посетить меня.

— С удовольствием, — ответил тов. Майкерский, — а кто еще будет у вас?

— Да как всегда, Анатолий Палыч, надеюсь, что все сотрудники не откажутся. Семья моя, конечно, жилец еще — по необходимости. Ну — и все.

— С удовольствием, — повторил тов. Майкерский. — Я всегда рад повидать вас. И особенно хорошо, что все свои будут. Это доказывает единение, а ведь у нас так и написано на тресте: «В единении сила». Так ведь, Ендричковский, вы прочли сегодня?

Провожаемый почтительным смехом сотрудников, тов. Майкерский поднялся наверх. Ендричковский хотел было что-то сказать ему вслед, но Петр Петрович тотчас понял, что это будет насмешкой над начальником, а таких насмешек он не любил и не считал для себя удобным выслушивать их. Поэтому он быстро сказал:

— И вас очень прошу, Ендричковский, милости просим вечером.

— Буду, — коротко ответил Ендричковский. — Сколько годочков-то вам исполнится, дядя Петя?

— Пятьдесят пять.

— Ого-го! — даже остановился Ендричковский. Они уже подымались по лестнице. — Пятьдесят пять? Ведь это уже, пожалуй, и лишнее.

— То есть как — лишнее? — заморгал глазами Петр Петрович и приложил руку к сердцу. — Я не понимаю.

— А так. В наше время до пятидесяти дожил, это полный срок, а остальное — сверх нормы. Как раньше говорили: у бога деньки заживаете.

— Но позвольте, — с совершенным недоумением пробормотал Петр Петрович, — я и здоров, кажется, и ни на что не жалуюсь, и у меня семья на плечах, и работаю я не хуже молодых…

— С этим я вас горячо поздравляю, дядя Петя! Живите еще пятьдесят пять. Но возраст тем не менее весьма почтенный.

— У меня отец восьмидесяти семи лет умер, — отчего-то жалобным голосом сказал Петр Петрович. — А было у него одиннадцать детей, я сам — девятый. Ну, из нас восемь, правда, умерло в раннем возрасте, а из остальных я один жив, но все-таки отец до восьмидесяти семи дожил…

— Время другое было, — с какой-то значительностью ответил Ендричковский. — Все долго жили. А теперь вы — уже редкость.

— Но как же, вот Маймистову, тому шестьдесят два уже… И мало ли?..

— Извините меня, дядя Петя, мне бежать надо, а то Анатолий Палыч новый разнос учинит. Вы не огорчайтесь. Вы тоже до восьмидесяти семи доживете. Пока.