Воображаемый друг - [8]

– Кристофер Майкл Риз, а ну вылезай… НЕМЕДЛЕННО.

Если она величала его полным именем, сопротивляться не имело смысла. Приходилось выполнять команду. Вот так-то. Конец игры. С каменным лицом она сообщила Кристоферу, что его отец был католиком. И что она поклялась самой себе воспитать сына в католической вере, чтобы поддержать у него хоть какую-то связь с отцом, помимо той единственной рождественской фотографии.

Кристофер пожалел, что не умер.

Когда в тот вечер они ехали домой, ему виделось, как папа читает Библию. Наверняка он, в отличие от Кристофера, не переставлял буквы. И наверняка был умнее сына, как любой отец. Гораздо умнее. И Кристофер поклялся, что научится бегло читать и разберется в значении библейских слов, чтобы стать ближе к папе – не вечно же полагаться на воспоминания о пропахшей табаком рубашке.

* * *

В том, что касалось выбора церкви, мать Кристофера всегда следовала заповеди любимого президента своей бабушки, Рональда Рейгана, сказавшего в годы «холодной войны»: «Доверяй, но проверяй»[15]. Руководствуясь этим правилом, она вышла на церковь святого Иосифа в Милл-Гроув. Настоятель, отец Том, совсем недавно окончил семинарию. За ним не тянулось никаких скандалов. Никаких других приходов. Отец Том годился по всем статьям. Это был добрый человек. А Кристоферу встречалось не так уж много добрых людей.

Что же до маминой веры, тут личность священника не играла никакой роли. Равно как и церковная музыка. Равно как и торжественные обряды. Мамина вера осталась на дне ванны, где закончил свою жизнь ее муж. Конечно, глядя на сына, мать Кристофера понимала, почему люди верят в Бога. Но сама, сидя на церковной скамье, не слышала слова Божьего. Она слышала только шепотки и сплетни добропорядочных католичек, которые видели в ней мамашу-работницу (то есть «шваль»).

Особенно миссис Коллинз.

Кэтлин Коллинз была безупречна во всем. От туго стянутых каштановых волос и элегантного костюма до презрительной вежливости к «тем людям», которых, на самом-то деле, возлюбил бы Иисус. Семейство Коллинз всегда сидело на передней скамье. Семейство Коллинз всегда оказывалось первым в очереди на причастие. И если хоть один волосок выбивался из шевелюры мужа миссис Коллинз, ее палец, подобный воронову когтю с изящным маникюром, тут же взлетал вверх, дабы устранить этот небольшой беспорядок.

А что касалось их сына Брэйди, яблоко упало совсем недалеко от яблони.

Если бы миссис Коллинз напоминала о себе только по воскресеньям, это еще можно было бы вытерпеть. Но муж ее прибрал к рукам все строительство жилья и владел половиной города, включая «Тенистые сосны» – пансионат для престарелых, куда устроилась работать мать Кристофера. Бразды правления он доверил своей жене. Миссис Коллинз уверяла, что согласилась занять этот пост только ради того, чтобы «выполнить свой долг перед обществом». На деле же она пользовалась правом орать на штатных работников и волонтеров, чтобы их стараниями обеспечить идеальные условия для своей безумной мамаши. Лучшая палата. Лучшее питание. Все самое лучшее. Мать Кристофера достаточно наездилась по стране, чтобы Милл-Гроув виделся ей мелкой лужицей. Но семейству Коллинз, судя по всему, этот городок мнился Тихим океаном.

– Мам, о чем задумалась? – прошептал Кристофер.

– Ни о чем, солнце. Не отвлекайся, – отвечала мать.

Как раз перед тем, как с помощью нескольких умело выбранных речений превратить вино в кровь, отец Том объявил, что Иисус любит каждого со времен Адама и Евы. По этому поводу Тормоз Эд затянул на мотив рекламной припевки ресторана «Чили-пеппер»:

– «Сочные ребрышки, ребрышки Адама!»

Это было встречено шквалом хохота; громче всех смеялись родители Тормоза Эда.

– Ну ты юморист, Эдди. Чего только мой сы́ночка не выдумает! – приговаривала его мать, всплескивая пухлыми руками.

Отец Том и педагог Общинного католического центра, миссис Рэдклифф, дружно вздохнули – наверно, поняли, что ответственность за воспитание Тормоза Эда целиком и полностью ляжет на их плечи.

– Первое причастие – это вообще отвал башки, – говорил Тормоз Эд после воскресной службы, провожая Кристофера до парковки. – Нам денег подкинут. И даже выпить дадут.

– Прикалываешься? – удивился Кристофер. – Это правда, мам?

– Обряд причастия действительно предусматривает вино. Впрочем, для вас вино заменят виноградным соком, – объяснила она.

– Это нормально. Вина я могу и дома хлебнуть. Ну пока, миссис Риз, – сказал Тормоз Эд и вернулся к своим родителям, которые направились к столу, где шла благотворительная распродажа домашней выпечки.

* * *

На обратном пути Кристофер обдумывал услышанное во время службы. Значит, Иисус любит всех. Даже подлых людишек. Таких как Дженни Херцог и Брэйди Коллинз. И Джерри. Кристофер был поражен этой догадкой: сам он нипочем не полюбил бы такого, как Джерри. Но надо попытаться, раз уж так заведено.

Когда они вернулись в мотель, Кристофер придержал для мамы дверь, и мама, улыбнувшись, назвала его джентльменом. А он, запрокинув голову, прежде чем войти следом, впервые узрел нечто особенное. Оно плыло в небе. И подмигивало, как глазом, падающей звездой.