Воображаемый друг - [210]

Но что-то ее остановило.

Она еще раз посмотрела в окно. На стылый задний двор. Качели шевелились от легкого ветра. Напоминая ей о сыне. Напоминая о чем-то важном. Как его ручонка легла ей на сердце. Когда же это было? За качелями уже брезжил свет. Начинался восход солнца. Почему-то ей представилось рождественское утро. И как будто Кристофер спрашивает: «свет солнца» – это мой свет, свет сына? А свет матери бывает?

Мать Кристофера поднесла конверт к глазам и проверила на свет – так ребенок высматривает денежное вложение внутри рождественской открытки. Помнится, она даже это записала. Помнится, Джерри тогда сказал, что ради такого бреда на почтовую марку тратиться жалко, а потом поставил ей фингал в их последнем споре.

В каком еще споре? В драке, мама! Очнись!

Но она, помнится, все же положила в конверт письмо на одном листке.

А сейчас листков было два.

И тогда мать Кристофера сделала то, о чем не смела даже помыслить за все годы обманутых надежд.

Она вскрыла конверт.

И выудила оттуда свое письмо. Потом извлекла второй листок и расплакалась, увидев почерк сына. Точь-в-точь такой, как прежде. Когда сыну не давалось чтение. Когда она была ему нужна. Когда была для него героиней.

Мам. Я тебя люблю. Вскрой старые письма. В них – все, что тебе нужно знать.

Глава 125

С ключом в кармане Кристофер стоял в середине тупика и смотрел на славного человека. Такого спокойного. Такого мягкого. Терпеливого, вежливого. От устрашающего вида не осталось и следа. В глаза бросалась его ободряющая улыбка, которая открывала два ряда идеально белых, идеально ровных молочных зубов.

– От тебя только и требуется – убить шептунью, – сказал он, – и тогда, обещаю, все будет хорошо.

Кристофер окинул глазами улицу. Человек в девичьей скаутской форме лучился счастьем и невинностью.

– Я не хочу никому причинять зла, Кристофер, – продолжал славный человек. – Я хочу только вырваться на свободу. Вот и все.

Человек в девичьей скаутской форме нырнул в кусты.

– Я хочу вырваться из этой тюрьмы, чтобы вершить добрые дела. Видишь того типа в кустах? Тебе известно, что он сделал с одной маленькой девочкой?

– Положи этому конец, – заорал человек в девичьей скаутской форме.

– Это было ужасно. А теперь он вошел во вкус. Я всего лишь хочу, чтобы плохие люди больше не причиняли вреда хорошим. Вот чего я пытаюсь добиться.

Человеки-почтари застонали, дергая стежки. Из-за уличного шума Кристофер не слышал тех, кто находился в лесу, но знал, что они там. На реальной стороне он почувствовал миссис Хендерсон. Она увидела своего мужа, сидящего в кухне. У нее хлынули слезы радости. Он вернулся домой! Наконец-то ее муж вернулся домой! Она бросилась к нему, чтобы обнять. Но по какой-то причине не удержалась: схватила нож и нанесла ему удар.

– НЕТ! Я не переживу, если он сейчас умрет! Он же вернулся домой!

Кристофер поднял взгляд. В тот миг, когда улица стихла, глаза славного человека приобрели дивный зеленый цвет. По воздуху поплыл запах – вроде как трубочного табака. Этого человека Кристофер хорошо помнил. Этот человек помог матери Кристофера обзавестись собственным домом.

– А что будет с горожанами? – спросил Кристофер.

– Ты хочешь спасти тех, кто причинил зло вам с матерью? – уточнил славный человек.

– Да, – подтвердил Кристофер.

– Другого такого, как ты, нет и не будет. – Славный человек улыбнулся. А потом вгляделся в этого маленького мальчика и кивнул. – Как только освободишь меня, сможешь освободить их тоже.

Кристофер заглянул ему в глаза, страдальческие и мудрые.

– Почему я должен тебе доверять? – спросил он.

– Тебя никто не заставляет мне доверять. Ты всемогущ. И всеведущ. Здесь ты – Бог. Тебе по плечу спасти любого. Но чтобы все остальные могли жить, кто-то один должен умереть. Либо шептунья, либо твоя мать. Другого выбора нет. Сожалею, но это так.

Закончив свою речь, он умолк. Лицо его оставалось неподвижным и торжественным. Но мысли – Кристофер чувствовал – играли в прятки. Этот человек не хотел, чтобы Кристофер себя убил, как это сделал Дэвид. Выбор был обозначен.

Либо шептунья, либо его мать.

Кристофер перевел взгляд со славного человека на связанную шептунью, кучей лежащую у него во дворе, поодаль от уличного асфальта. Она задыхалась, как сбитый машиной олень.

– Мне жаль, что так получилось, – сказал ей Кристофер.

И направился в ее сторону. Она кричала, не в силах сбросить путы. Содрогалась от страха. Корчилась от боли.

– НЕТ! НЕ НАДО! ОСТАНОВИ ЭТО! – молила она.

На газоне Кристофер сгреб ее в охапку.

– ТЫ СОШЕЛ С АСФАЛЬТА! – вопила она.

Держа ее на руках, Кристофер ощущал судьбу мира. Шептунья вырывалась. Кристофер чувствовал ее страдания. Страдания мира. Не упуская ни единого мгновения, она старалась его отпугнуть. Она пребывала здесь вечно. Она была измучена. До неузнаваемости обезображена пытками. Кристофер поволок ее к тротуару.

– НЕТ! НЕТ! – вопила она.

На улице, как на горячей сковороде, все зашевелилось. Человек в девичьей скаутской форме лихорадочно заползал в кусты. Влюбленные целовались с такой страстью, что уже начали пожирать друг друга. Лягушки силились выпрыгнуть из котла. Тротуар раскалился, как сотня миллиардов солнц. Как сотня миллиардов сынов. И горел.