Волжане - [71]

— Около чего ходят?

— Верфи. Лодьи там большее возводят…

— И что? Ушли и ушли, работают и работают… При чем тут недоросли?

— Да погоди ты! Смерды эти еще и в очередь встают, чтобы отдать сыновей в обучение. Прибыток весомый в семью, да и пристроить чадо. К примеру на Воронеже школа особая, приисков рядом нет, кроме корабельного лишь кожевенное да ткацкое дело поднимается… Так вот ветлужцы там в основном воинов воспитывают!

— Кто кроме отца может научить сына держать в руке меч или секиру? — чуть ли не всплеснул руками Маркуж. — А уж заставить смерда терпеть боль и смотреть без страха в глаза смерти не сможет никто и никогда! Рабскую натуру из земляных червей вытравить невозможно!

— В отношении смердов ты прав, но мне пришлось поучить их детишек… — мрачно ухмыльнулся Прастен. — Не поверишь, из многих получаются настоящие волчата, если правильно подойти к делу. А уж когда они дорвутся до свежего мяса!..

— Не порвет этакая злобная стая своих учителей? — издевательски проговорил эрзянин.

— Сможет, если не стеречь, — абсолютно серьезно ответил рус. — Однако с ним несколько воев днюют и ночуют, дурь рабскую и степную плетьми и розгами выбивают. Кроме того, среди недорослей попадаются такие, из которых и выбивать ничего не надо, сами кого надо разуму научат. И вообще, подчинение в школе беспрекословное, не забалуешь.

— Степную дурь, говоришь? — зацепился за слово Маркуж.

— А там не только из леса детишки, всякой твари по паре. И гоняют их, как Веремуд в свое время сына гонял, только еще и готовят к тому что водить им десятки, а то и сотни. Вдалбливают в головы, что они защитники и предназначение у них лишь одно, умереть за отчизну… — Прастен покачал головой, но было непонятно, одобряет он такие действия или нет. — Мальцы эти с утра на верфям или мастерских, после полудня в седле, с луком, так что роздых лишь вечером имеют, сказки слушая о стезе воинской.

— И какая радость оратаю отдавать будущих помощников своих на сторону удивился Маркуж, - С самими недорослями все понятно, если не в тепле, то в сытости будут, если выживут. А с отцами их?

— Кто Правду ветлужскую принял, те обязаны, а с других просто оброк не берут, если хотя бы один из сыновей пробился в школу, и выносит все тяготы обучения?

— И чему обучают, кроме как сотни водить? — издевательски хрюкнул Маркуж.

— Разному, туманно ответил Прастен. — Отступить и напасть на тебя со спины них обычное дело. Опять же, скоро увидишь.

— Увидеть я увижу, другое понять не могу. Чего ты от ветлужцев по сию пору не отступишься? Почему обратно землю свою со смердами не хочешь забрать, что инязор тебе на блюдечке узорчатом преподносит вместе с добрым куском приисков? Своим именем ты сотню сызнова соберешь и вновь хозяином будешь! Крови испугался или трудностей? Да не поверю!

— Во-первых, этот добрый кусок еще надо отнять, а я уверен, что подавится инязор. А во-вторых…

Прастен задумался и тихо замурлыкал слова незнакомой песни.

— Как на грозный Терек выгнали казаки, выгнали казаки сорок тысяч лошадей…

— Чего ты там бормочешь? - недовольно прервал его Маркуж.

— Да так, пристало, — отмахнулся тот и возвратился к прерванному диалогу, — а во-вторых, я слово дал. Да и сотня у меня уже есть.

— Уже? — эрзянин недоуменно покачал головой и продолжил. — Про вольную ты говорил, а про это… Пусть так! Но чего ты к ним прилип, будто тебе там медом намазали? Здесь не хуже было! Да и кусок приисков, что тебе инязор посулил… Или ведаешь то, что не позволяет тебе под него пойти? Так обскажи все, как есть!

— Медом не намазали, а про князя твоего я два-года ничего не слышал.

Не выдержав невнятных ответов собеседника, а также сладостных сказок про школьную воронежскую жизнь, Маркуж решительно махнул рукой.

— Вот что, Прастен. Знакомы мы с тобой полтора десятка лет, не менее. Не хочешь говорить откровенно, как сам и предлагал, твое дело, но тогда пеняй на себя, что я не вступлюсь за вас перед инязором! О себе не думаешь, так вспомни о своих людях, что в амбаре, сидят, и брате!

— Так и ты не юли, — усмехнулся рус. — Говори, меж какими думами мечешься, зачем меня пытаешь, может, и подскажу чего.

Маркуж задумался и замолчал, перестав обращать внимание на окружающий лес и увлекшись пинанием шишек на пыльных проплешинах лесной дороги. Еловые заросли уже подступили к ней вплотную, и ратники взяли собеседников под защиту, выставив щиты. Прислушивались они, однако, не только к щебетанию птиц, но и к разговору, касавшемуся их всех.

— Не хочу я уходить с родной земли к магометянам!

— Суварцам? Да они вроде бы к булгарской вере особой склонности не имеют… Даже своими единоверцами я их назвать не могу, хотя в стародавние времена многие из них Христа и приняли. Больше своим деревьям поклоняются, хотя, по сути, степной народишко…

— Дело нам придется иметь не столько с ними, сколько с наместником Су вара! А он как раз Аллаху поклоняется! По пяти раз на дню на колени падает! Придет время, и суварцев примучит к этому, и нас заставит… А я не хочу менять веру!

— Тогда мне все понятно!

— Так чего еще надо?! Я тебе все поведал и ты не темни, рассказывай без утайки, как вольную получил? Ты же в боевые холопы попал, как кур во щи!