Воля за пределами воли! (Ушу) - [6]

По таким ученикам и строилось генеалогическое древо школы в хрониках. Например, один из создателей стиля клана Ян тайцзицюань Ян Лучань (1790-1872) обучил за свою жизнь несколько сотен людей, он преподавал и в родном уезде Юннянь, и в Пекине, среди его учеников были и простолюдины, и богатейшие аристократы. Однако лишь три человека были вхожи в его "внутренние покои" - его сыновья Ян Цзяньхоу и Ян Баньхоу и некий Ван Ланьтин. Несмотря на то что двое его сыновей в дальнейшем значительно модифицировали технический арсенал стиля Ян Лучаня, тем не менее они считались прямыми и истинными продолжателями его школы. Произошло преемствование духа, безраздельное и абсолютно целостное. В этом случае трансформация формы движений, добавление приемов уже не играют существенной роли, ибо ученики в полной мере овладели смыслом учения (не только формой стиля!) Ян Лучаня, как бы переродили своего наставника внутри себя.

Мысль о мистическом перерождении - единственном способе восприятия гунфу - очень важна для становления личности "ученика внутренних покоев".

Ему суждено в полном объеме понять своего учителя, поэтому немаловажен был и вопрос: кого они понимают? Не является ли человек, стоящий перед ними, талантливым имитатором, заблуждающимся в собственных возможностях, а то и просто шарлатаном?

Зачастую никто из учеников "внутренних покоев" до последнего момента не знал, кто станет преемником школы.

Всех их обучали индивидуально, и никто не ведал, что объясняют другому. Могло быть и такое, что каждому объясняли свое направление стиля, как, например, поступал мастер по багуачжан Дун Хайчуань (1813-1882) со своими учениками. Истории рассказывают, что, следуя теории восьми триграмм, он обучил восемь лучших учеников своей школе с небольшими вариациями, в результате чего возникли восемь различных школ багуачжан, каждая со своим патриархом.

Преемника называл сам учитель перед смертью, лишь он один чувствовал, кто сумеет в полной мере понести его учение дальше. Благодаря этому между старшими учениками не было разногласий, один становился лидером школы, другие либо оставались его ближайшими помощниками, либо сами набирали учеников.

ВО ВРЕМЯ ТРЕНИРОВКИ

У каждой школы была своя традиция тренировок, свои ритуалы, хотя во многом они совпадали. В ряде классических школ самой тренировке предшествовало особое приветствие, которое обычно представляло собой девятикратное коленопреклонение - "цзюкоу", иногда упрощавшееся до обычного поклона. Существовали школы, возникшие в среде религиозных сект, где приветствие превращалось в длительный акт литургии. Благодаря этому в сознании учеников сам процесс тренировки отделялся от обыденной жизни, превращался в акт священнодействия, приобщал человека к священным началам.

В традиционном Китае занятия ушу проходили обычно во дворах перед домом учителя. Он был обнесен оградой, что скрывало тренировки от случайных про хожих. Обстановка такого двора должна была воссоздать внутри ученика уникальный и одновременно универсальный по своим ценностям мир ушу. На стенах зачастую развешивались многочисленные изображения духов и богов, вооруженных мечами и топорами, каллиграфические надписи типа "Сочетай военное и гражданское", "Одухотворенное ци и священный удар", "Сконцентрировав дух, достигай совершенства". Были и надписи, напоминающие об особенностях техники школы: "Руки летают как два веера, ноги бьют как молния, вращайся подобно змее, прыгай как тигр" (в шаолиньцюань), "Замахнись рукой, но ударь ногой. Покажи вверх, но ударь вниз" (в синъицюань).

Но был и другой - незаметный - тип тренировки. Автору этих строк приходилось видеть, как сегодня тренируются последователи традиционного ушу в дальних деревнях Китая. Почти в каждой деревне есть своя школа ушу, которая может являться ответвлением от более крупной школы, действующей, например, во всем уезде. Деревенский учитель в определенное время выходит на небольшую неогороженную площадку и начинает выполнять упражнения. Несколько человек пристраиваются за ним и без всякой команды, без малейших объяснений начинаю! повторять за ним движения.

Здесь нет ни приветствий, ни поклонов, ни долгой литургики - все до неожиданного обыденно, жизнь плавно перетекает в священнодействие ушу, открываясь человеку своей сакральной, но до времени скрытой гранью.

В этом случае тренирующимся может оказаться любой житель деревни - ушу открыто для всех, к тому же в китайской деревне живут обычно близкие родственники или две-три семьи, способность понять ушу зависит уже от свойств самого ученика. Здесь видишь, что истинное ушу, ушу классическое, оказывалось настолько тесно вплетено в существование местного общества, что даже сам момент занятий боевыми искусствами неприметно вырастал из каждодневной, рутинной жизни местного деревенского общества.

Мастера как в больших "дворах" - гуань, так и в узких школах - "вратах"

практически никогда не проводили тренировку сами. Считалось, что технические аспекты могут показать и старшие ученики - "старшие братья" (дагэ). Роль мастера - нести ушу именно как Учение, а не как набор техники, который может продемонстрировать и непросветленный человек. И вместе с этим внешняя отрешенность от техники ушу отнюдь не означала безразличия к качеству ее выполнения. Мастер был призван объяснить, что техника ушу есть всего лишь дорога к мастерству, но отнюдь не само мастерство, не сама суть ушу, постигаемая внутренне и внесловесно. Именно об этом гласила сентенция из "Трактата о тринадцати позициях": "Словесные наставления необходимы для того, чтобы провести ученика через истинные врата и вывести на истинный путь, в то время как мастерство в искусстве обретается лишь в постоянном самовоспитании".