Волшебство - это сказка. И только! - [31]

Я с ужасом открыла рот, с последней мольбой взглянула на Люпина, и звуки сами полились из меня, складываясь в плавную мелодию:

Вы, чьи широкие шинели напоминали паруса, — тихо пропела я.

Чьи шпоры весело звенели и голоса, — чуть уверенней.

И чьи глаза, как бриллианты, на сердце выжигали след, — я смотрела в глаза Люпину, держась за этот взгляд, как за спасительную соломинку.

Очаровательные франты… минувших лет.

Рояль вступил мягко и точно.

О, как мне кажется, могли вы, рукою полною перстней, — пела я по–русски, но все заворожено слушали меня, внимая скользящей по залу мелодии.

И кудри дев ласкать и гривы своих коней…

В одной невероятной скачке вы прожили свой краткий век, — тут почему–то мне представился Ремус совсем молодым и немного замкнутым юношей, а рядом Блэк — веселый и азартный и смеющийся Джеймс, лихо взъерошивающий свои непослушные волосы.

И ваши кудри, ваши бачки … засыпал снег… — я смотрела на седую прядь Люпина и удивлялась такой новой для меня трактовке этой песни.

Мой аккомпаниатор с невероятным упоением заиграл проигрыш, а я осмелилась оглядеть слушателей. Кажется, им нравилось.

«Хвала моей музыкальной школе по классу скрипки!»

Одним ожесточеньем воли вы брали сердце и скалу, — я с гордостью вновь посмотрела на Люпина.

Цари на каждом бранном поле и на балу…

Вам все вершины были малы и мягок самый черствый хлеб, — я освоилась с ролью певицы и позволила себе несколько плавных жестов руками.

О, молодые генералы, о, молодые генералы своих судеб!..

Я слегка наклонила голову, давая понять, что песня окончена. Прозвучали последние аккорды рояля. Я стояла в полной тишине, боясь поднять глаза.

«Публика приличная, помидорами бросаться не будут», — подумала я в отчаянии.

И тут все опомнились и разразились такими аплодисментами, что румянец на моих щеках проступил даже через немаленький слой тонального крема. Я изящно поклонилась и прошла к своему месту, стараясь не упасть от волнения.

Дамблдор поцеловал мне руку, уверяя, что ранее ничего подобного не слышал. Люпин был очень доволен и с гордостью улыбался.

Но больше всех меня удивил Снейп. Он подошел ко мне, сложив руки на груди, и глядя сверху вниз, произнес:

— У Вас хороший слух и … очень красивый голос, миссис Черри, — затем он вышел за дверь и больше уже не вернулся.

После были танцы…

Глубоко за полночь вернулся Рубеус с двумя огромными ящиками.

— Вы пропустили столько интересного! — укоризненно сказал Хагриду Флитвик, как будто не сам отправил его в этот поход.

Мы с Люпином ушли, не дожидаясь конца вечеринки. А я успела забрать с огромного блюда серебряную запонку Снейпа.

«Интересно — почему он ушел? Может, боялся, что его заставят читать сонеты Шекспира?»

Глава 18. Решающий матч Гриффиндор — Слизерин

На завтраке в первое воскресенье после каникул команду Гриффиндора встретили оглушительными аплодисментами. Сегодня им предстоял матч со Слизерином. И именно эта игра решала, кому отдадут Кубок по Квиддичу. Последний раз Гриффиндор получал Кубок школы семь лет назад, когда ловцом был Чарли Уизли. Про Чарли в школе ходили легенды, многие из которых были весьма удивительными!

Погода была самая замечательная. Солнце светило ярко, теплый легкий ветерок шевелил красно–оранжевые флаги и транспаранты с изображениями льва и эмблемами Гриффиндора. Когда игроки вышли на поле, по трибунам прокатилось цунами приветствий: за команду Вуда болели Гриффиндор, Равенкло и Хаффлпафф. И лишь одна трибуна, в центре которой сидел профессор Снейп, поддерживала команду Маркуса Флинта.

Снейп сегодня был одет в умопомрачительный зеленый камзол с малахитовой мантией, он смотрел на всех мрачно и презрительно. Мне стало немного жаль его: ему достался факультет, учеников которого недолюбливала вся школа. Я приветственно помахала ему рукой, когда он недовольно оглядывал преподавательскую трибуну. Рядом со мной сидели Хагрид и Люпин, впереди — Синистра, Вектор и Спраут. Чуть ниже — Филч и МакГонагалл, которая контролировала комментатора матча. В самом верху учительской трибуны с Кубком в руках сидел Дамблдор в окружении старейших профессоров школы.

Все ждали незабываемой игры и нервно переговаривались. Наконец стадион огласил голос Ли Джордана, представляющего команды. Сотни глаз устремились на поле.

— И за кого ты болеешь? — спросил меня Люпин.

«Сказать ему правду? О том, что я знаю исход матча и переживаю сейчас больше всего за душевное состояние Снейпа после этой игры?», — промелькнула в голове шальная мысль.

Но вместо этого я лишь выразительно посмотрела на Ремуса, давая понять, что вариантов просто не может быть.

Первый гол забила Анджелина Джонсон. Трибуны радостно взревели, а с ними и Хагрид, да так, что у меня заложило уши. Я уже начинала жалеть, что сама пригласила его сесть рядом, когда он застенчиво топтался у входа перед началом игры.

Между тем за нарушения мадам Хук назначила пенальти в обои ворота. И Алисия Спинет лихо добавила еще десять очков Гриффиндору.

— Молодец! — изо всех сил пищал профессор Флитвик.

Гарри носился по полю, как ветер. Малфой выбрал любопытную тактику — он не отставал от него ни на шаг. Однако команды не сколько играли, сколько все больше нарушали правила. Еще одно пенальти, и Кэти Бэлл принесла своей команде еще десять очков.