Волшебный витраж - [7]

– Приехали, – объявил таксист, перекрывая пыхтение машины. – Мелстон-Хаус. Тридцать фунтов, пожалуйста.

От волнения у Эйдана застучали зубы.

– На счетчике во… во… восемнадцать… со… сорок, – выдавил он.

– Наценка на загородные поездки, – заявил таксист и даже не покраснел.

По-моему, он меня обманывает, думал Эйдан, вылезая из такси. Это немного смягчило угрызения совести из-за двух чеков, но не сильно. Эйдан от души надеялся, что бумажки не слишком скоро превратятся обратно.

– Чаевых не даете, да? – спросил таксист, забрав мнимые деньги.

– У меня… мне религия запрещает, – ответил Эйдан.

От страха у него плыло перед глазами, и пришлось уткнуться носом в самую каменную колонку ворот, чтобы прочитать глубоко вырезанные на ней слова «Мелстон-Хаус». «Да, я на месте!» – подумал Эйдан, когда такси с ревом укатило по проселку. Он толкнул кованую створку – раздался лязг и много ржавого скрежета – и скользнул на подъездную дорожку за воротами. Он до того разнервничался, что его всего трясло.

За воротами все, похоже, страшно заросло, но когда Эйдан свернул за угол за кустами, то очутился на ярком солнечном свете, а поросший травой изгиб подъездной дорожки вывел его к старому-старому осевшему каменному дому. «Красивый дом», – подумал Эйдан. В кособоких окнах словно бы сквозила улыбка, а за домом рос огромный дуб. Перед парадной дверью Эйдан заметил помятую и поцарапанную, но довольно новую машину – это вселяло надежду. Старый мистер Брендон, должно быть, дома.

Эйдан вошел под плющ, обвивавший входную дверь, и постучал дверным молотком.

Ничего не произошло, и тогда Эйдан нашел спрятавшийся среди плюща звонок и нажал кнопку. Где-то в глубине дома раздалось «блямс-блямс». Почти тут же дверь распахнула тощая женщина со сложной белокурой прической и в накрахмаленном голубом переднике.

– Да иду я, иду! – сказала тощая женщина. – Вот делать мне больше не… Ты кто такой? Я же договорилась, что возьмут нашего Шона!

Эйдану захотелось извиниться, что он не «наш Шон», но он не знал, как подобрать слова.

– Я… меня зовут Эйдан Кейн, – проговорил он. – Э-э… можно мне поговорить с мистером Джослином Брендоном?

– Сейчас за него профессор Хоуп, – не без злорадства сообщила тощая женщина. – Его внук. Старый мистер Брендон уже год как покойник.

Она не стала добавлять «А теперь убирайся», однако Эйдану было ясно: именно это она и имеет в виду.

Внутри у него разверзлась ужасная тошнотворная бездна, его окатила двойная волна стыда. Стыдно ему было, во-первых, что он не знал о смерти мистера Брендона, а во-вторых – что теперь ему приходится беспокоить даже-более-совершенно-чужого-человека. А кроме того, у него появилось чувство, будто он налетел на стену. Больше ему было некуда идти – буквально.

В отчаянии он спросил:

– Тогда можно мне увидеть профессора Хоупа?

Ничего другого ему в голову не пришло.

– Ну, наверное, можно, – неохотно согласилась миссис Сток. – Но я тебя предупреждаю, у него в голове один компотер, он, может, вообще не услышит, сколько ни ори ему. Я с утра пытаюсь до него докричаться, да без толку. Ладно, проходи. Сюда.

Она провела Эйдана по темному каменному коридору. Походка у нее была просто невероятная: вприскочку и с широко расставленными ногами, словно тощая собеседница Эйдана ступала по сторонам низкой стенки или чего-то в этом роде.

– Тут к вам пришли, – объявила тощая женщина. – Как бишь тебя? Эрвин Грей? В общем, вот он, – добавила она, адресуясь к Эйдану, и зашлепала прочь.

– Это я, Эйдан Кейн, – сказал Эйдан, моргая от яркого-яркого света, заливавшего тесный захламленный кабинет.

Человек, сидевший за компьютером у одного из двух больших окон, обернулся и заморгал на Эйдана в ответ. Он тоже был в очках. Может, все профессора очкарики? А в остальном – волосы у него были всклокоченные, светлые пополам с проседью, а одежда такая же мешковатая и поношенная, как у самого Эйдана. Эйдану сразу бросилось в глаза, что лицо у профессора Хоупа мягкое и немного овечье. Если человек претендует на право именоваться словом «внук», ему положено выглядеть гораздо моложе. Сердце у Эйдана упало еще глубже. Судя по всему, новый хозяин дома ничем ему не поможет.

Когда Эндрю Хоуп увидел Эйдана, он очень удивился. Мальчиков среди его знакомых было крайне мало, и Эйдан явно не входил в их число.

– Чем могу служить? – осведомился он.

«Хорошо хоть голос у него приятный», – подумал Эйдан. Глубоко вздохнул и изо всех сил постарался не дрожать.

– Я понимаю, вы меня не знаете, – начал он. – Просто моя бабушка… она меня вырастила… сказала… Она… она умерла на той неделе…

Тут Эйдан, к собственному ужасу, расплакался. Это совершенно выбило его из колеи. До сих пор он держался очень сдержанно и мужественно. Ни разу не заплакал – даже в ту кошмарную ночь, когда обнаружил бабушку мертвой в постели.

Эндрю испугался не меньше Эйдана. Все-таки плакали при нем редко. Однако он с первого взгляда понимал, когда дело серьезное, а когда нет, и сейчас дело было серьезнее некуда. Поэтому он вскочил и затараторил:

– Ну-ну, не надо… Тише, тише, тише… Мы что-нибудь обязательно придумаем. Сядь, Эйдан, сядь, отдышись, а потом все мне расскажи. – Он схватил Эйдана за локоть и усадил на единственный стул – жесткий, с прямой спинкой, стоявший в простенке между окнами, – не переставая тараторить: – Ты же не здешний, верно? Ты издалека приехал?