Волшебный туман - [9]

Четыре девы, несущие чашу, знали о судьбе своей сестры. Они стояли неподвижно, словно статуи в храме, ожидая, когда прозвучит команда и они смогут ожить.

И вот команда прозвучала… Вместе с ней поднялась рука Повелительницы Тумана. Маленькая процессия вышла из пещеры. Девы быстро зашагали в ногу, как солдаты, а потом свернули направо. Перед ними оказалась узкая тропинка, идущая по краю долины к пещере, известной как Глаз Тумана.

* * *

Стрелы стали бить в скалы у входа в расселину. Тогда Конан сменил свою позицию. Он искал место, откуда смог бы видеть все происходящее и сражаться, если потребуется, оставаясь невидимым для лучников, не выскакивая под ливень вражеских стрел.

Тем временем туранцы продолжали стрелять. Киммериец, не высовываясь, занял намеченную позицию. Он и его афгулы пустились в путь с полными колчанами. Но с тех пор как они поднялись на скалы, колчаны их наполовину опустели.

Афгулы отвечали туранцам достойным огнем. Несколько людей, но много больше коней туранцев погибло на склоне. Кони, лишившиеся всадников, бегали вокруг, мешая воинам. Афгулы стреляли много хуже всадников Турана, но они находились намного выше и стреляли по воинам, стоявшим на открытом месте.

Никто не приказывал туранцам отступать, но по общему согласию все, кто шел впереди, решили, что в этот день они уже вдоволь насражались. Всадники повернули назад, вниз по склону, словно вода, спадающая во время отлива в заливе Аргоса. У них не хватило храбрости и дальше лезть вверх по склону, потому что они оставили там дюжину своих товарищей.

Некоторые из тех, кто поотважнее, спешились и укрылись за телами мертвых лошадей, тут же заплатив за свою храбрость. Трое из них погибли почти сразу, и Конан услышал дикий победный крик, прозвучавший у него над головой. Это кричал Фарад.

Туранцы отступили еще дальше, не выходя совсем из зоны обстрела, но они отошли достаточно далеко, чтобы лучники на скалах прекратили стрелять. Конан решил сказать своим воинам, чтобы они использовали стрелы туранцев и заставили тех отойти еще дальше, а потом решил, что делать этого не стоит.

Рано или поздно туранцы попытаются захватить коней афгулов. Они попробуют отбить животных или станут держать своих врагов в осаде, пока не подойдет подкрепление.

Но, если они все же решатся напасть, им придется пробежать под ливнем стрел лишь для того, чтобы неожиданно столкнуться с поджидающим их киммерийцем. Не многие и лишь самые осторожные туранцы останутся в живых после такой схватки.

Конан разложил, подготовив, дюжину стрел, потом одним бесшумным движением скинул сапоги. На солнце скала раскалилась, и можно было обжечь ступни даже с такой толстой кожей, как у киммерийца, но в тени расселины по камням можно было ходить босиком. Из мешочка на поясе северянин вытащил точильный камень и кусок мха, пропитанный маслом; и принялся точить клинок своего широкого меча, стачивая зарубки, которых не было видно, но которые мог заметить лишь воин — сын кузнеца.

Держась настороже, Конан то и дело бросал взгляд в сторону туранцев, думая, что пока он ничем не рискует. Афгулы, находившиеся выше на скалах, предупредили бы его о любой атаке, и у киммерийца хватило бы времени подготовиться.

Заточив меч, Конан бесшумно, словно леопард, высматривающий бабуина у колодца, прокрался на площадку между двумя валунами и присел там на корточки, готовый в любой момент вскочить и встретить врага лицом к лицу. Он увидел, что туранцы отступили. Конан сейчас находился в пределах досягаемости их стрел, но скалы служили ему надежным щитом.

Туранцы отошли подальше на открытое пространство и стали трубить и размахивать знаменами. Конан решил, что большую часть туранского отряда сейчас не видно. Враги замкнули кольцо вокруг скал… кольцо, которое, без сомнения, собирались сделать крепким, как ошейник на шее раба.

Тыльной частью ладони Конан вытер пот и пыль с покрытой шрамами, увитой мускулами шеи, которая в свое время знала и ошейник раба, и шелковые одежды, и золотые цепи. Если на смену дюжине погибших туранцев придут свежие всадники, им, быть может, удастся сделать то, что они замыслили.

Как же заставить их пойти в атаку, чтобы уменьшить их число и поубавить их пыл? Конан осмотрел скалы у входа в расселину более внимательно, так, словно рассматривал тело женщины, ждущей его в постели. А может, и еще внимательнее… скалы не выказывали нетерпения, даже если он смотрел на них слишком долго и внимательно.

Конан сосчитал крупные обломки, сосчитал камни, достаточно маленькие, чтобы подвинуть их, и те, что можно спихнуть вниз. Потом он перевел взгляд на склон, прислонился спиной к скале, которую не сдвинул бы с места целый отряд, сложил ладони чашечкой, поднес к губам и позвал Фарада.

— Как у тебя дела? — спросил Конан на языке северной Вендии, известном как Фараду, так и большинству афгулов. Однако редко можно было встретить туранца, знавшего этот язык.

— Все в порядке, Конан. Мы подстрелили нескольких туранских собак, их было легко убить.

Это были слова афгула, который скорее умрет, чем признается в слабости… одна из многих причин, почему киммериец считал афгулов своими родственниками по духу. Скалы наверху были раскаленнее, чем склон, а у каждого афгула была всего одна бутыль с водой. Конан поклялся, что еще пустит кровь туранцев и научит их осторожности. Он найдет способ выбраться из этой расселины и скрыться от врагов.