Волшебный туман - [3]

Выцветшее небо и сверкающее солнце обесцветили эту землю. Песок тут был бледно-охровым и темно-коричневым, скалы казались выбеленными, словно кости, и даже редкие растения выглядели бледными и пыльными.

К оазису, лежавшему на севере, у самого горизонта, Протянулась пыльная тропа. Вокруг него, ясно различимое, расползлось пятно яркой зелени. И то и другое говорило о том, что оазис находится на караванной тропе и земли его возделываются.

А человек, оказавшийся в добром дне пути от оазиса, на удачно расположенном бархане разглядел бы и другое облако пыли, поднимающееся к небу. Чуть выждав, он смог бы различить у подножия облака с полсотни темных теней — всадников, скачущих к оазису.

Оставаясь вне досягаемости полета стрелы, наблюдатель мог бы принять этих всадников за банду воинов-кочевников. Их одежда напоминала одеяния кочевников, хотя так одевался любой, у кого хватало отваги пересечь горячую, как кузница, пустыню — свободные, развевающиеся одеяния закрывали всадника с головы до ног. Все воины были хорошо вооружены, в основном длинными кривыми мечами и луками.

Но, взглянув на отряд поближе, человек, знающий племена Востока, засомневался бы в том, что это настоящие жители пустыни. Он увидел бы, что рукояти мечей у некоторых из них серебряные, заметил бы татуировки на бронзовых скулах и тонкое различие в выделке кожи седел и упряжи. Однако же большая часть всадников могла въехать в лагерь кочевников, не привлекая к себе особого внимания.

Все, кроме одного, — предводителя. Немногие видели человека столь огромного, которому нужна была лошадь больше, чем любому другому кочевнику. Его голубые, как лед, глаза впервые открылись не под жарким солнцем этой пустыни, а клинок, висевший на бедре гиганта, был таким же прямым, как могучая спина его Хозяина.

Конан из Киммерии ехал в Коф с пятьюдесятью афгулами, поклявшимися в целости и безопасности доставить туда своего предводителя. Возможно, они надеялись поживиться на войне, идущей в Кофе.

Наблюдатель, оставаясь на месте, на том же бархане, мог бы еще долго следить за всадниками, пока Конан и его спутники не исчезли бы из виду. Но, если бы он и после этого остался на месте, то вскоре увидел бы на горизонте новое пыльное облако, двигающееся следом за Конаном и его бандой.

Киммериец и его афгулы были в пустыне не одни…

* * *

Конан ехал впереди остальных бандитов, поэтому не он первым заметил погоню. Эта сомнительная честь досталась всаднику по имени Фарад из рода Бабари. Пришпорив лошадь, афгул поравнялся с киммерийцем и закричал в ухо северянину:

— Нас преследуют. Их много больше, чем нас, судя по облаку пыли.

Конан повернулся и посмотрел на восток. У Фарада были зоркие глаза, да и на мнение его можно было положиться. За отрядом Конана гналось, по меньшей мере, сто всадников, хотя скорее всего их было около тысячи.

Но Конану и его спутникам гораздо важнее было бы узнать, кто их преследователи, если отбросить ту невероятную возможность, что это заблудившийся караван или замбулийцы. Вряд ли тех и других можно было встретить в этой части пустыни. Но ни кочевники, ни туранцы никогда не встретили бы Конана и его спутников как друзей. На некоторых диалектах кочевников пустыни слово «чужестранец» означало также и «враг». В любом племени кочевников тот, кто имел богатство, которое можно отобрать, и не имел родственников, чтобы отомстить за его смерть, становился законной добычей. Лошади и оружие банды Конана могли оказаться! достаточным поводом для нападения, если бы им встретился большой отряд местных жителей. А о том, что хранилось на груди Конана в маленьком мешочке, и говорить нечего.

В нем хранилась горсть драгоценных камней — все, что заработал Конан, проведя два года среди афгулов.

Пригоршня драгоценных камней — большой заработок, если ты жил среди афгулов в их родных горах. Объединить рассеянные, ссорящиеся между собой племена горцев в единую орду поначалу казалось Конану хорошей идеей. Киммериец знал, что обладает недюжинными организаторскими способностями, и доблесть воинов-афгулов ему была хорошо известна, так же как слабость любого соседствующего с их страной королевства. Объединенные племена афгулов могли захватить их одним ударом.

Но, как оказалось, афгулов не слишком интересовали завоевания. Если нужно сражаться рядом с человеком, чей прадед оскорбил их прадеда, то скорее афгулы станут сражаться со своими соплеменниками, а не с их общим врагом (или им придется поднять к небу указательный палец; это означает, что они прощают оскорбление).

Так что Конану, несмотря на клинок и могучие мускулы, повезло — он остался жив и кое-что заработал. Не так много, однако, у него появились, если не друзья, то кровные должники. Тогда-то он и бежал из горной страны афгулов. Пока Конан и афгулы отбивались от таких же банд, как и они сами, до них дошли слухи о войне в Кофе.

И тогда Конан и его люди решили отправиться на запад. Афгулам, так же как Конану, хотелось принять участие в какой-нибудь войне и прославиться, с выгодой попользоваться беспорядками в Кофе. Они беспрепятственно пересекли границы Турана, хотя в этом королевстве за голову Конана можно было получить большое вознаграждение. Под мягким правлением короля Ездигерда немногие туранцы рискнули бы своей жизнью, чтобы заполучить голову Конана. Илдиз был не таким, как его отец. Он знал, как использовать страх и жадность людей, чтобы сделать их смелыми и безрассудно храбрыми…