Волшебный свет - [2]

Если бы нам удалось продержаться еще три сезона, наш елочный базар отметил бы тридцатилетний юбилей. Когда мои бабушка с дедушкой его купили, в их маленьком городке в Калифорнии совсем не было инфраструктуры. Города в Орегоне находились гораздо ближе к питомнику, но елочных базаров там уже было пруд пруди — возможно, даже слишком много. Теперь же елки можно купить хоть в супермаркете, хоть в хозяйственном магазине. Да и благотворительные елочные базары никто не отменял. Семейные предприятия вроде нашего встречаются все реже. Если мы потеряем базар, нам останется лишь поставлять деревья тем же супермаркетам и благотворителям, или снабжать других продавцов.

Элизабет опустила руку мне на колено.

— С одной стороны, мне хочется, чтобы ты и в следующем году поехала в Калифорнию, ведь я знаю, как тебе там нравится. Но если ты останешься здесь, мы сможем впервые вместе отпраздновать Рождество.

При мысли об этом я улыбнулась. Я люблю своих подруг, но ведь Хизер тоже моя лучшая подруга, а с ней мы видимся всего раз в год и всего месяц, пока я в Калифорнии.

— Мы так давно туда ездим, — отвечаю я. — Не представляю, каково это… вдруг взять и не поехать.

— Я тебе скажу, — оживляется Рэйчел. — Представь: выпускной класс. Мы катаемся на лыжах. Нежимся в горячем джакузи. А вокруг снег!

Но я люблю и наш бесснежный калифорнийский городок на побережье в трех часах езды от Сан-Франциско. А еще люблю продавать елки и каждый год видеть те же лица и те же семьи. Выращивать деревья лишь для того, чтобы их продавали другие — неправильно это.

— Представь, как будет весело! — говорит Рэйчел и, подняв брови, наклоняется ближе. — А теперь представь, что там будут еще и мальчики.

Я прыскаю со смеху и закрываю рот.

— Или нет, — говорит Элизабет, отталкивая Рэйчел. — Мне больше по душе идея девичника. Только мы и никаких парней.

— У меня так каждое Рождество и бывает, — отвечаю я. — Помните прошлый год? Как я осталась без парня вечером накануне отъезда?

— Да, это было ужасно, — кивает Элизабет, но не сдерживается и начинает смеяться. — А потом он привел на зимний бал ту девчонку-хоумскулершу[2] с огромными буферами и…

Рэйчел прижимает палец к ее губам.

— Думаю, она помнит.

Я опускаю голову и смотрю на свой первый подарок в почти целой упаковке.

— Да я, в общем, его и не виню. Кому нужна любовь на расстоянии в праздник? Мне лично нет.

— Но ты же вроде говорила, что у вас на елочном базаре работает парочка симпатичных ребят? — спрашивает Рэйчел.

— Ага. — Я качаю головой. — Но папа в жизни не допустит, чтобы я с кем-то из них закрутила.

— Ладно, хватит разговоров, — говорит Элизабет. — Открывай подарки.

Я тяну за ленту, но в мыслях я уже в Калифорнии. Мы с Хизер дружим с тех пор, как себя помним — в буквальном смысле. Мои дедушка и бабушка с маминой стороны были соседями ее родителей. После смерти стариков мама и папа Хизер стали брать меня к себе на пару часов, чтобы мои родители могли передохнуть. В благодарность мои мама с папой присылали им шикарную елку, несколько рождественских венков и пару рабочих — помочь повесить гирлянду на крыше.

Элизабет вздыхает.

— Подарки. Ну пожалуйста.

Я рву упаковку с одного края.

Девчонки, конечно же, правы. Я бы рада провести в Орегоне хотя бы одну зиму, прежде чем мы окончим школу и разъедемся кто куда. Я же давно мечтала увидеть конкурс ледяных скульптур и все те интересные вещи, о которых слышу только со слов подруг.

Но каникулы в Калифорнии — единственная возможность повидаться с моей третьей лучшей подругой. Раньше я звала Хизер «зимней подругой», но давно перестала. Она лучшая, и точка. Прежде мы виделись еще и летом — я по несколько недель гостила у бабушки с дедушкой, но когда те умерли, это прекратилось. Теперь я переживаю, что не смогу радоваться празднику вместе с Хизер, зная, что в следующем году уже не вернусь.

Рэйчел встает и идет через сцену.

— Принесу кофе.

— Она открывает подарки, — кричит Элизабет ей вслед.

— Пока только твой, — откликается Рэйчел. — Мой с красной ленточкой.

В первой рамке, завернутой в упаковку с зеленой ленточкой — селфи Элизабет. Она высунула язык влево, глаза скосила вправо, каждая вторая ее фотография выглядит именно так — за это я ее и люблю.

Прижимаю рамку к груди.

— Спасибо.

— Не за что, — краснея, отвечает Элизабет.

— Открываю твой! — кричу я за сцену.

Рэйчел медленно идет к нам, неся три бумажных стаканчика с обжигающим кофе. Мы разбираем стаканчики. Я ставлю свой рядом, Рэйчел садится напротив, и я разворачиваю ее подарок. Я буду ужасно скучать, пусть мы и расстаемся всего на месяц.

На фото Рэйчел отворачивается и прикрывает свое милое лицо рукой, будто не хочет, чтобы ее фотографировали.

— Пыталась изобразить, что меня преследуют папарацци, — объясняет она. — Типа я знаменитая актриса, выхожу из крутого ресторана. Сзади еще должен идти шкаф-телохранитель, но…

— Но ты не актриса, — возражает Элизабет. — А художник по декорациям.

— Все это — часть моего гениального плана, — парирует Рэйчел. — Знаешь, сколько в мире актрис? Миллионы. И все они из кожи вон лезут, чтобы их заметили. Это ужасно раздражает. А вот я в один прекрасный день буду делать декорации для знаменитого продюсера. Тот посмотрит на меня и сразу поймет, что такую красоту грех прятать по другую сторону камеры. Меня нужно снимать, подумает он. И решит, что открыл мой талант — но я-то буду знать, что на самом деле