Волшебный конь - [4]
«Вот что, Гассан, – сказал мне на это Саади, – если бы я тебе подарил двести золотых монет, сумел бы ты поправить свои дела и сделаться столь же состоятельным, как владельцы лучших мастерских в нашем городе?»
«Господин, – воскликнул я, – я надеюсь, что ты не так жесток, чтобы дразнить бедняка, и что ты говоришь серьёзно. В таком случае могу тебя уверить, что, будь у меня даже менее значительная сумма, я сумел бы повести своё дело так, что вскоре стал бы богаче всех багдадских верёвочников, вместе взятых».
«Ну, хорошо, – сказал на это великодушный Саади. – Вот тебе кошелёк с двумя сотнями золотых – постарайся с толком распорядиться ими. Через некоторое время мы наведаемся к тебе и будем, конечно, очень рады, если наши деньги пойдут тебе впрок».
Можете себе представить, в какой восторг привело меня это неожиданно привалившее счастье. От радости у меня даже дух захватило, и я еле смог пробормотать несколько слов благодарности. Но мой благодетель и слушать меня не стал и, ещё раз пожелав мне успеха, удалился со своим другом.
Первым делом я задумался, куда бы спрятать своё сокровище. В моей убогой лачужке не было такого места, где бы я мог спокойно хранить деньги. Поэтому я не придумал ничего лучше, как зашить деньги в чалме. Я оставил себе только десять золотых, на которые купил конопли для работы и ещё мяса на ужин.
Но когда я нёс мясо домой, вдруг – откуда ни возьмись – налетел коршун. Без сомнения, он вырвал бы мясо у меня из рук, если бы я так крепко не держал его. Увы! Лучше бы я отдал коршуну его добычу! Чем больше я сопротивлялся, тем сильнее тот тянул мясо к себе, вцепившись в него когтями. И, пока я отбивался от хищника, чалма сползла у меня с головы и упала на землю.
В ту же минуту коршун выпустил из когтей мясо, бросился на чалму и взмыл с ней в воздух. Я испустил отчаянный крик; соседи вторили мне, думая испугать коршуна и заставить его выпустить добычу. Но коршун не испугался и через несколько минут исчез под облаками, а с ним вместе исчезло и моё богатство.
Вне себя от огорчения, я вернулся домой. Все мои радужные надежды рассеялись как дым; вдобавок пришлось ещё потратиться на покупку новой чалмы. Но, смирившись со своей участью, я снова принялся работать, не покладая рук. Единственное, что меня огорчало, это мысль о том разочаровании, которое испытает мой благодетель, узнав, как мало помог мне его подарок. Я даже боялся, что он не поверит моему рассказу и подумает, что я просто растратил деньги.
Так прошло около полугода. Однажды, когда друзья снова гуляли неподалёку от того квартала, где я жил, Саад вдруг вспомнил обо мне и заметил Саади: «Знаешь, не мешало бы нам пойти посмотреть, что сталось с тем верёвочником, которому ты подарил двести золотых».
«Отлично, – отвечал Саади, – я и сам на днях вспомнил о нём и решил его проведать. Наверное, мы даже не узнаем его теперь».
Они повернули в мой переулок и увидели меня ещё издали.
«Эге, – сказал Саад, первым заметивший меня, – да вот и наш Гассан Альхаббал. Что-то я не вижу в нём перемены! Он одет так же плохо, как и в тот раз, только чалма на нём как будто поновее».
Саади тоже узнал меня и, по-видимому, был так поражён, что даже сразу не смог заговорить. Вместо него ко мне обратился Саад.
«Ну, Гассан, – сказал он, – как поживаешь, как идут твои дела? Надеюсь, подарок моего друга принёс тебе счастье?»
«Ах, добрые господа мои, – отвечал я со смущением, – боюсь, что вы даже не поверите, какое страшное несчастье разбило все мои надежды. Однако клянусь вам богом, что я скажу вам чистую правду».
И я рассказал им, что приключилось с чалмой и коршуном.
Как я и ожидал, Саади не поверил этой истории.
«Гассан, – сказал он, – ты, кажется, вздумал нас дурачить! Никогда не поверю, чтобы коршун мог прельститься чалмой. Признайся лучше, что ты просто прокутил деньги, а потом тебе пришлось вернуться к прежней бедности. Эх, все вы таковы: вы сами виноваты в своей бедности и не заслуживаете никакого сочувствия».
«Спросите у всех жителей нашего квартала, – отвечал я, – они все знают про моё несчастное приключение, так как сами видели, что произошло. Я и сам никогда не слыхал, чтобы коршуны похищали чалмы, но тем не менее это так и было».
Тут и Саад вспомнил несколько случаев, когда коршуны похищали вещи. Наконец Саади поверил в мою невиновность и, вынув из кармана кошелёк, отсчитал мне ещё двести золотых. При этом он заметил мне: «Гассан, я ещё раз дарю тебе эту сумму, но смотри, спрячь её на этот раз в надёжном месте. Если же ты опять будешь неосторожен, то после этого на меня уже не рассчитывай».
Я опять рассыпался в благодарностях, но он не стал меня слушать и продолжил со своим другом прерванную прогулку.
Я тотчас же отправился к себе. Ни жены, ни детей дома не оказалось. Я снова отложил десять золотых на первые расходы, а остальные деньги тщательно завязал в платок. Потом я стал оглядываться, куда бы спрятать своё богатство. После долгих размышлений я выбрал для этой цели большой старый глиняный горшок с отрубями. Он стоял в уголке совершенно забытый, и я был уверен, что никто из домашних и не заглянет в него. Тут вернулась жена, и я, ничего не сказав ей о случившемся, отправился купить конопли для работы.
