— Как вы думаете, она отойдет? — спросил я.
— Она сильная.
— Знаю.
— Но на это уйдет некоторое время.
— Вы не возражаете, если я подымусь к ней? — спросил я.
— Когда мы узнали, что все обошлось, что дело на нее официально прекращено, и Билл Патерно позвонил… — Гидеон замешкался. — Бонни сказала, что вы скорее всего захотите навестить ее. Она попросила меня поблагодарить вас за все, что вы для нее сделали, но заявила, что вы с ней заранее договорились, что вам лучше не встречаться.
— Я хочу ее увидеть.
— А я должен ее защитить.
Мы уставились друг на друга.
— Опять мы с вами в конфронтации, — сказал он, — а поскольку это происходит на моей территории, я прошу вас уйти.
Он встал со стула.
Я тоже.
— Я хотел ей кое-что сказать.
— Я бы вам не советовал.
— Идите на хрен, Фридман.
— Сами идите туда же, Бреди.
Я попытался сосчитать до десяти, придумать, чего бы еще ему сказать, повежливее. Но дошел в счете только до двух.
— Послушайте, я ее люблю.
— Вы ее любите? — повторил Гидеон. — Вы, должно быть, очень любвеобильный человек. Вы и ту, другую, тоже любите.
— Это, конечно, не ваше собачье дело, но я не люблю ту, другую, поэтому де-юре и де-факто, Господин Советник, та, другая, больше не является «той другой», и ее место освободилось. А теперь я могу подняться и увидеть Бонни?
— Чувствуйте себя как дома, — сказал он.
Я понял, что она проснулась, как только я открыл дверь. Я вошел и сел на край кровати.
— Ты очень красивая, — сказал я.
— Ясное дело, здесь же темно, как в пещере.
Бонни протянула руку и нащупала лампу. Включила свет и зажмурилась от яркого света. Она была похожа на Бабу Ягу.
— Ну, повтори, что ты сказал.
— Ты очень красивая. Я тебя люблю. А третье что?
— Я очень хороший человек.
Абажур лампы покоился на огромной фарфоровой курице. Она выключила свет.
— Ты очень хороший человек, — повторил я.
— Я просила Гидеона не пускать тебя.
— Я попросил его разрешить мне сказать тебе, что я тебя люблю, поэтому мы подружились. Все что душа пожелает. Его дом — мой дом. Его фарфоровая курица — моя фарфоровая курица.
Я снова включил свет и потянул на себя простыню. Она успела снять майку, которую я ей дал дома.
Она потянула простыню на себя.
— Слушай, наверное, тебе все это говорят, но мне ужасно жаль, что так получилось с твоим братом. Должно быть, это большое несчастье для твоей семьи, и тебе приходится с этим жить.
— Спасибо. Это ужасно, что тебе приходится жить с твоими переживаниями.
— Спасибо, — сказала она. — Я не хочу показаться грубой, но я бы хотела, чтобы ты немедленно ушел.
— Почему? Ты собираешься плакать или что?
Бонни сердито ткнула меня в бок. Так, слегка. Чуть не спихнула меня с кровати.
— Ты собираешься торчать здесь и пялиться на меня?
— Ага.
— Ну, а я не хочу, чтобы тут торчал. Уходи.
— Не могу. Я обещал Гидеону, что сделаю тебе предложение.
— Ну тогда делай свое предложение и вали отсюда.
— Ладно. Выходи за меня замуж.
И тут она все поняла. Она не стала острить насчет моей предыдущей помолвки. Она не стала меня гнать. Она просто сказала «да», а потом отказалась меня поцеловать, потому что сказала, что ей нужно почистить зубы. Я все-таки поцеловал ее. Такой сладостный и приятный поцелуй. Потом она спросила:
— Я на самом деле очень красивая? Объективно?
— Нет.
— Я на самом деле очень хороший человек?
— Неплохой.
Я встал, разделся и лег в кровать.
— Ты на самом деле меня любишь?
— Больше всего на свете, Бонни.
— Я всегда это знала, Стивен.
Мы выключили фарфоровую курицу. Тут и сказке конец.
