Волшебный час - [136]

— Привет, — сказал я.

— Алло, — отозвался он, а потом добавил, с приличествующей моменту печалью: — Сай. Очень, очень грустно.

У него был такой сильный французский акцент, что я подумал, сейчас как воскликнет: О-ля-ля! Но он не воскликнул.

— Мистер Дювивье, как я понял, вы присутствовали на просмотре в тот вечер, когда там произошел известный разговор.

Он начал так старательно прислушиваться, что я решил говорить помедленнее.

— В тот вечер говорили о молнии и обсуждение — разговор — зашел о том, что бы произошло, если бы молния ударила в Линдси Киф. Вы что-нибудь такое припоминаете?

— Съемки Линдси Киф?

— Нет, не съемки, а молния. Разговор был о молнии.

— О молнии?

Я обернулся к Грегори.

— Как, черт побери, «молния» по-французски?

— А я испанский учил.

Я снова обернулся к Дювивье.

— Молния.

Я показал на небо и начертил зигзаг в воздухе. Он бросил беспокойный взгляд в сторону Грегори. Я зарычал, изображая раскат грома, и снова начертил в воздухе зигзаг. Дохлый номер.

И тут Ален завопил:

— Рашель!

— Рашель? — переспросил я.

Грегори пояснил:

— Ему девушки обычно заодно и переводят.

— Он не понимает по-английски?

— Ну, технические термины понимает. А еще умеет говорить: «Алло, милашка», и у него это неплохо выходит.

— Au revoir, — сказал я Дювивье.

— Пока, — ответил он.

Умница. Она включила телевизор, но убавила громкость, так что даже если бы кто-нибудь прислушивался у окна, он не догадался бы, что в доме кто-то есть. Бонни сидела на моей лежанке и смотрела фильм. Перед тем, как она выключила телевизор, я успел заметить, что, хотя фильм черно-белый, я бы и сам не отказался его посмотреть: что-то не то с Кирком Дугласом, не то с Бертом Ланкастером. Вечно их путаю.

Она вскочила со стула.

— Ну что, готово? Уже полшестого.

— Расслабься.

— Мы же договорились.

Она выглядела очень взволнованной.

— Ты в порядке?

— Вполне.

Она, конечно, не была в порядке, но поскольку она не плакала, глаза у нее не припухли, вид был не сердитый, я не смог точно угадать, о чем она думала.

— Какие у тебя планы? Сначала позвонить Гидеону или мне сразу отправляться…

— Послушай, ты мне веришь? Доверяешь тому, что я говорю?

— А не слишком ли поздно для таких вопросов?

— Нам нужно убираться отсюда как можно скорее, потому что у меня есть дурное предчувствие, что козел Робби сейчас здесь объявится и будет тебя искать.

— Почему ты так думаешь?

— Сейчас нет времени объяснять. Пошли отсюда. По дороге объясню.

— По дороге домой?

Она говорила очень тихо, голос у нее был печальный. Что ж, понятное дело. Покинуть мой дом для нее могло означать то, что она вытащила несчастливый билет и может отправиться прямиком в тюрьму.

— Нет, пока еще не домой.

— Но ты же обещал.

— Знаю, но нам нужно еще кое-что сделать. Дашь мне еще полчаса?

— Да. — Она сказала это кротким, спокойным, даже каким-то светским тоном. — Дам.

— Тогда оторви задницу от стула, Бонни.

Она с удивлением оглядывала кухню и грязную комнату рядом с кухней. Плита и холодильник были старше, чем я сам, а на поверхности белого обеденного стола образовались трещины в виде глубоких черных кратеров.

— Где это мы?

Она говорила почти шепотом. Я сообразил, что она в ужасе уставилась на меня, когда я поднял пустой цветочный горшок и вытащил из-под него ключи. Она решила, что мы залезли в чужой дом, и, зная меня, вовсе этому не удивилась.

— Родительский дом.

Я повел ее — чуть ли не подталкивая, потому что она не хотела входить вовнутрь — через кухню, в холл, к лестнице.

— На том просмотре, где состоялась беседа про молнию, как раз присутствовал мой брат. Он всегда был рядом с Саем, выполнял его поручения. Я хочу выяснить, не помнит ли он, что произошло после этого просмотра — вечером или на следующий день.

Бонни вдруг застыла на месте. Так неожиданно, что я наскочил прямо на нее.

— Пошли.

Я легонько ее подтолкнул и продолжал объяснять:

— Я хочу выяснить, с кем Сай виделся…

Она не сдвинулась с места.

— …и с кем разговаривал.

И тут я увидел, куда она не отрываясь смотрела. Охотничий шкаф. Натуральная сосна. Вещь обычная для любого, кто вырос на ферме.

И для любого, кто вырос в оружейной лавке и чей папаша был лучшим стрелком в Огдене.

Нет, подумал я. Нет. Она его не убивала.

21

Поскольку я вырос в доме, который когда-то был семейной фермой Бреди, я научился не обращать никакого внимания на царивший здесь аромат вырождения. Запах гниющего дерева присутствовал в нашем доме постоянно, но раньше он был едва уловим, правда, если не сидеть слишком долго на диване в гостиной. Тут, в самом сердце дома, вонь начинала действовать на нервы.

Но с тех пор, как мой отец покинул ферму, я стал считать себя приживалом незнатного происхождения и последним носителем славной фамилии Бреди и никогда подолгу в доме не засиживался. А если просто идти мимо, то вместо запаха гнили можно было ненароком вдохнуть хищный чувственный запах ароматизатора помещений, который моя мать приволокла из своего магазина. Они использовали его, когда опрыскивали кабинки для переодевания, в которые невозможно было войти после того, как там побывали светские леди с вонючими подмышками, примерявшие Наимоднейшие в Мире Платья.