Волшебные сказки Туркмении - [8]
В это время снизу раздались три звонких удара гонга. Это закрывался базар. И сразу же на всех соседних минаретах служители-муэдзины затянули свою вечернюю молитву.
Приближалась ночь.
«Эй, Ярты, – сказал сам себе малыш. – Долго ли ты будешь качаться под самым небом? Надо торопиться на землю. В полдень пустыня дышит зноем, а в полночь – холодом. Если я останусь на башне, то замёрзну, как путник на вершине снежной горы».
Так подумал Ярты и стал искать глазами голубей. Но птицы давно уже спали. И сколько Ярты ни думал – ничего придумать не мог.
Но вот над песками пронёсся первый порыв вечернего ветра. Он залетел за городские стены, поднял пыль на узких кривых улицах, зашумел листьями в садах падишаха, поднялся выше, прошумел по кровлям и вихрем налетел на башню минарета, где сидел Ярты со своей серебряной тюбетейкой. Как пушинку подхватил ветер шапочку дочери падишаха. Но не мог же Ярты выпустить из рук драгоценность, за которой карабкался целый день, рискуя жизнью?! Тюбетейка взлетела на воздух, а вместе с ней взлетел и проворный Ярты.
Долго играл вечерний ветер с нарядной шапочкой дочери падишаха, долго носил он Ярты по потемневшему ночному небу, но к полуночи стал стихать. И серебряная тюбетейка плавно опустилась на розовый куст перед самым дворцом падишаха. Ярты спрыгнул и сказал:
– Ну вот, я уже на земле! Пойду посмотрю, что делает мой ишак. Пора его покормить свежей травой.
Он подтянул кушак и, прижав к сердцу серебряную тюбетейку, зашагал к городским воротам.
Теперь оставим Ярты-гулока и войдём во дворец падишаха.
Красавица Хан-Салтан ещё не проснулась, когда в спальню вбежали её подруги.
Они откинули кисею, которой дочь падишаха была укутана от комаров-москитов, и стали будить красавицу. Они закричали:
– О, радость! О, счастье! Проснись, прекрасная Хан-Салтан! Какой-то смелый джигит снял тюбетейку с высокого минарета! Отдай ему своё сердце, и мы будем веселиться на твоей свадьбе!
Как ужаленная змеёй, вскочила красавица со своей постели, она разбросала шёлковые подушки и затопала на подруг ногами:
– Молчите! Кто позволил вам надо мной смеяться?!
Она распахнула окошко спальни и увидала, что тюбетейки на башне не было. А в двери входил уже отец-падишах со свитой: они пришли поздравить красавицу.
Ровно в полдень снова запели на башнях трубы-карнаи, зарокотали бубны и засвистели дудки, созывая народ на площадь. Двери дворца распахнулись, и сам падишах со своей дочерью появился перед толпой. Властитель земли и воды, повелитель народов и городов и хозяин дворцов и несметных сокровищ поднялся на помост под ковровым навесом и сел на вытканные золотом подушки, а рядом с ним села красавица Хан-Салтан. И тотчас же их окружили рабы с опахалами и воины в сверкающих на солнце доспехах.
Падишах сказал:
– Приведите сюда богатыря-пехлевана, отважнейшего из отважных и бесстрашнейшего из бесстрашных, того, кто достал с высокого минарета серебряную тюбетейку. Пускай он при всём народе получит из наших рук обещанную награду!
Царедворцы бросились исполнять волю своего владыки, но вернулись в страшном смущении. Они молча упали перед падишахом.
– Лентяи! Где мой жених?! – вскричала красавица Хан-Салтан.
Но царедворцы молчали. Никто из них даже не шевельнулся.
– Отчего вы молчите? – спросил падишах чуть слышно, но каждое его слово услышали на другом краю площади – так стало тихо.
Но царедворцы опять не сказали ни слова. Тогда самый старый визирь, такой старый, что никто уже не помнил, когда появился он в стране падишаха, поднялся с земли и, подойдя к красавице, взял свою бороду в руки в знак покорности и печали.
Он сказал:
– О прекраснейшая из прекрасных и мудрейшая из мудрых! О дочь звезды и сестра розы, приготовься увидеть то, чего ты никогда не видала, и услышать то, чего никогда не слыхала.
Так он сказал и взмахнул рукой. Тотчас толпа расступилась, и первые визири царства, одетые в тканные золотом шёлковые халаты, приблизились к падишаху. В руках они несли медное блюдо тончайшей чеканки, а на блюде, весело улыбаясь, стоял мальчик, ростом в половину верблюжьего уха, и держал серебряную тюбетейку.
Красавица глянула на крошечного мальчишку, ударила себя по коленям и взвизгнула на всю площадь:
– Негодные! Кто сыграл со мной злую шутку?! Это ли отважнейший из отважных и бесстрашнейший из бесстрашных! Да его можно всего с головою запрятать в скорлупу от ореха!
Но Ярты не смутился. Он ответил:
– Не по росту цени, цени по делу!
И, увидев, что красавица залилась слезами, прибавил:
– Было бы из-за чего плакать! Не для того я лазил на башню, чтобы стать твоим мужем и повелителем царства. Ты вовсе мне не нужна. Слыхала, что говорят в народе: брыкливого ишака и бархатная попона не украсит! Не для тебя я старался – я хотел поберечь лихих джигитов, что, как бабочки на огонь, летели на твой зов. А теперь – зови не зови – никто не придёт к тебе, хоть развесь ты свои шапки на всех минаретах! А из этой серебряной тюбетейки я сошью отличный налобник для своего старого ишака – он у меня не брыкливый!
Так сказал Ярты, и толпа засмеялась.
– Слуги, воины, рабы! – закричала дочь падишаха. – Отрубите голову дерзкому мальчишке!
