Волшебные перья Арарахиса - [47]

Первым поехал по веревке обвешанный фотоаппаратами Хандрила. Свои фотокамеры он никому не доверял и даже спал с ними. Хандрила решил, что уж если утонет в реке, то вместе с фотоаппаратами.

Кот благополучно приземлился. Он лишь слегка замочил нос и лапы.

Следующим должен был переправляться Фунтик.

К этому времени ноги мои так замерзли, что я совсем перестал их чувствовать.

Фунтик перевернулся на спину, обнял лапками веревку и, закрыв глаза, начал спускаться.

До берега оставалось совсем немного. Самую малость. Но лапки профессора ослабли, разжались и… он полетел в воду.

Поток подхватил и понес Фунтика.

Случись это на середине потока, Фунтик наверняка бы погиб. Но он упал недалеко от берега.

Раздумывать было некогда. Я бросился в воду и поплыл за Фунтиком.

Я был легче профессора и быстро его обогнал. У поворота мне удалось зацепиться за торчавший из воды камень. Другой рукой я подхватил почти уже захлебнувшегося Фунтика.

Неизвестно, что было бы дальше, если бы не Угадай. Он стремительно съехал по веревке к нашему берегу и кинулся в воду. Скоро он вытащил нас с Фунтиком на сушу.

Все трое мы были мокрыми, хоть выжми! Мокрее всех был Фунтик. Из-за отсутствия пуговиц вода попала ему даже под шкурку.

Пришлось нам разжечь костер и сушиться. Пока сушились, спустилась ночь. Мы решили заночевать на берегу.

Наш друг погибает

На другой день у Фунтика появился насморк. Вечером мы поставили ему на нос чашку с теплым чаем вместо грелки. Но это не помогло.

На третий день Фунтик стал кашлять. Вечером четвертого дня он остановился на тропинке и тихо сказал:

— Я дальше не пойду!

Сначала мы решили, что Фунтик шутит.

Но ему было не до шуток. Носик у Фунтика был сухой, горячий, глаза красные. Он весь дрожал и с трудом держался на лапках.

Мы встревожились и решили поскорее устроить привал.

Быстро нашли небольшую лужайку. Раскинули палатку, разожгли костер.

Пока готовился ужин, я уложил Фунтика на надувной резиновой подушке и укрыл его кусочком фланели, которым пользовался вместо одеяла.

Затем я начал рыться в медицинской сумке Фунтика, чтобы найти нужные лекарства.

Плохо было то, что доктором экспедиции был сам Фунтик. Он нас перевязывал, мазал йодом и давал таблетки от кашля.

Теперь же Фунтик лежал в бреду и лечить себя не мог. А я не знал, от какой болезни какие таблетки.

Фунтика знобило. С большим трудом удалось мне напоить его горячим, сладким чаем.

Мы провели тревожную ночь.

После чая Фунтик задремал. Ночью он проснулся, стал бредить и звать дедушку. Потом из Фунтика посыпались всякие сведения от буквы «а» до «к», но в самом путаном виде.

Под утро нашему другу стало совсем плохо. Он ослаб и лежал в забытьи.

Мы не знали, что делать дальше. Я хватался за все лекарства, какие мог найти. Угадай и Хандрила бегали по лесу, пытаясь раздобыть целебные травы и коренья от лихорадки.

Но все травы были какие-то незнакомые. Не те, что растут у нас. Дашь такую травку больному, а он и отправится на тот свет!..

Вдруг Угадай хлопнул себя лапой по лбу и сказал:

— Ах я осел! У меня же есть замечательное лекарство. Помните, попугай, которого мы выпустили, подарил бутылочку? Его друг, волнистый попугайчик, привез это лекарство из Явстралии.

На самом дне Угадаева рюкзака мы разыскали бутылочку с явкалиптовым маслом. Масло немного выдохлось, но полпузырька осталось.

— А как им лечить? Внутрь давать? — спросил я Угадая.

— Что ты, внутрь! Это масло наружное. От простуды. Его надо покрепче втирать больному в грудь. Так, чтобы пар шел!

— От кого? — спросил я. — От больного или от доктора?

— Наверное, от обоих! — сказал, подумав, Угадай.

Угадай перевернул Фунтика на спину и стал втирать ему масло в грудку. Фунтик только кряхтел и попискивал.

Когда Угадай уморился, сменил его я. Теперь Фунтик лежал на животе, а я втирал ему масло в спину. Пот лил с меня градом, такая это была нелегкая работа.

Фунтик сделался еще горячее, чем был. Он еле дышал. Сердечко его билось совсем слабо.

Вдруг Фунтик пошевелился и тихо сказал:

— Очки отдайте дедушке… Ему подходят!..

Потом Фунтик закрыл глаза, вздрогнул и вытянулся. Очки свалились с его носа и, жалобно звякнув, упали в траву.

— Умер! — воскликнул я.

— Умер… — тихо повторили мои товарищи.

А я бы морковку съел!

Мы замолчали и опустили головы. Глубокое горе охватило нас.

Так мы просидели часа три около своего друга, вспоминая, каким он был верным товарищем, как всегда помогал нам своими советами в трудную минуту. А теперь рядом с нами лишь его бездыханное тело…

— А я бы морковку съел! — вдруг сказало тело.

Сначала я решил, что Фунтиков голос мне почудился.

Или, быть может, это Хандрила, любивший всех передразнивать, заговорил голосом Фунтика?

— Какая морковка? — сказал я, обращаясь к Хандриле. — Зачем она тебе?

Но Хандрила сидел с таким удивленным видом, что мне стало ясно: это говорил не он.

— Это ты сказал? — обратился ко мне Угадай.

— Нет, не я!.. Это, наверное, он… — ответил я.

— Кто «он»? — спросил Хандрила.

— Он!.. Покойник… — дрожа от страха, сказал я и показал на бездыханного Фунтика.

— Нет, я серьезно хочу морковку! — повторил покойник и приоткрыл правый глаз.

— Он разговаривает! Он живой! — закричали мы и кинулись друг другу в объятия.