Волшебные миры Хаяо Миядзаки - [63]

Почему японский режиссер, живущий на другом краю света, так остро реагировал на конфликты в Восточной Европе? Почему это вообще так заботило японцев? В первую очередь нужно сказать, что многие японские граждане гораздо больше погружены в мировые события, чем американцы. Не менее важно и то, что Миядзаки – художник, влюбленный в Европу, хорошо понимающий ее современную историю и глубоко восхищенный некоторыми чертами европейского образа жизни. Такое восхищение европейским идеалом заставило его еще больше огорчиться распаду Югославии. Режиссер полагал, что подобная кровавая бойня уже невозможна в современной просвещенной Европе. Этот конфликт отдавался в душе Миядзаки эхом кровопролития Первой мировой войны и предшествовавших ей событий.

Кано предполагает, что песня «Les Temps des Cerise», литания скорби о павшей Парижской коммуне 1871 года, стала музыкальным выражением чувства утраты и предательства, которое испытывал сам Миядзаки[200]. Падение Югославии стало сокрушительным ударом по еще теплящемуся оптимизму художника в отношении мира в целом и надежд на лучшее будущее. Миядзаки кратко пояснил свои чувства вскоре после выхода «Порко» в обезоруживающе откровенной дискуссии с певицей Токико Като, которая озвучивает в фильме Джину. Он подчеркнул, что его поколение выросло в то время, когда все верили в возможность создания лучшего мира. Наблюдая за тем, как их родина, разрушенная и покалеченная войной, превращается в страну новых возможностей, японцы, родившиеся в 1940-х, ощущали вдохновение и прилив сил. Многим из них мирная жизнь в содружестве с другими странами представлялась сильным и осуществимым идеалом.

Даже спустя двадцать пять лет после той беседы в словах Миядзаки ощущается недоумение и грусть: «Мы чувствовали, что мир постепенно становится лучше. Наша история показывала, что всё будет только лучше. Поэтому, когда начались югославские этнические войны, мы были ошарашены. Что происходит? Неужели мы снова вернулись к этому ужасу? Последние два года [с 1992 года] я словно брожу в тумане»[201].

Позднее в одном интервью Миядзаки кажется более непосредственным и откровенным, когда упоминает свою покойную мать. Всю жизнь он внутренне спорил с ней и наконец признает ее победу:

«Когда я был подростком, я постоянно спорил с матерью о том, глупы люди или нет. Мама всегда считала, что люди безнадежны. Я всегда не соглашался, но в последнее время я безоговорочно капитулирую!»

Миядзаки был потрясен и первой войной в Персидском заливе, когда Соединенные Штаты возглавили международную коалицию против Ирака, чтобы сохранить Кувейт (и защитить нефтяные интересы промышленных государств). Не случайно «злодеем» в «Порко Россо» стал Кертис, хвастливый молодой американец, в равной степени высокомерный и невежественный, хотя режиссер, вероятно, попытался уравновесить его персонаж Фиолиной, очаровательной юной девушкой, недавно вернувшейся из Америки.

Участие Японии в войне в Персидском заливе – хотя оно и было нерешительным и неполным – Миядзаки и многие другие сторонники левых взглядов сочли предательством пацифистской конституции страны. Высокотехнологичный характер войны и тот факт, что военные действия редко показывали в СМИ, также сильно беспокоили режиссера. Он даже заявил, что после «Ведьминой службы доставки» планирует снять фильм о молодых влюбленных в современном Токио, но потом отказался от этой идеи. Как выразился критик Кодзи Окуда, «в мире крови Миядзаки не мог снимать фильм о молодости»[202].

Но здесь ощущается нечто большее, чем политическое разочарование. «Порко Россо» – радикальное отступление от предыдущих работ режиссера, которые кормили студию «Гибли»: «Ведьмина служба доставки», «Тоторо» и «Лапута» повествуют о юных героях и заканчиваются в основном на оптимистичной ноте. А «Порко» переносит нас в сложный мир, где на горизонте маячит фашизм, а будущее туманно.

Но зачем делать главным героем свинью среднего возраста? Японские критики оказались сбиты с толку. Рекламная кампания показывала Марко во всей свиной красе со слоганом «Вот что такое «круто», а другие каналы продвижения мутили воду, прямо обещая женщинам «приятную грустную романтику». Может ли свинья быть романтичной?

Очевидно, да, и даже больше. У свиней сложная и не всегда хорошая репутация. Это относится не только к Западу, но и к самой Японии. В провокационной дискуссии, отчасти напоминающей интервью, а отчасти допрос, которая состоялась между режиссером и его самым вдумчивым собеседником Ёйти Сибуей, режиссер то уклонялся от ответа, то вдруг откровенно признавался в подробностях.

Когда Сибуя провоцирует Миядзаки предположениями о том, почему тот выбрал главным героем свинью, вначале режиссер отвечает немного раздраженно и настаивает: «Мы просто хотели сделать смешно». Он упоминает, что студия «в шутку» предложила эту идею компании «Японские авиалинии». «Мы были уверены, что они нам откажут»[203]. Конечно, свиньи в оригинальной манге Миядзаки довольно забавные (и очень милые), а когда свинью помещают в кабину самолета, получается незабываемая анимация.