Волшебное наследство - [33]
— Кто отбирает у нас выручку за наш труд? — кричали другие. — Кто бросает в тюрьмы без суда и следствия? Кто натравливает на нас своих наемников когда заблагорассудится?
— Янек Псарь! — хором отвечал зал.
Пан Пруба стоял за председательским столом и ждал, когда все успокоятся. Вероятно, на душе у него было невесело, а в голове мелькали соображения, не делавшие чести тем, кто так бурно проявлял согласие с его заявлением. Наверное, думал он и о том, насколько легче воодушевить людей, чем научить их четко, разумно и дальновидно мыслить. Но видимо, вера его поборола сомнения, и он сказал себе: «Будь что будет, а все же в каждом из нас любовь к свободе сильнее, чем раболепие, и это главное».
Рассудив так, он понял, что сенат на его стороне, и потому можно быть уверенным, что большинство домских граждан присоединятся к нему. Он готовился предложить способ, каким город мог бы избавиться от герцога Густава. Члены сената, накричавшись до хрипоты от восторга по поводу вновь обретенной свободы, которую столь легкомысленно утратили, мало-помалу умолкли, настраиваясь слушать продолжение речи пана Прубы или кого-либо еще. Но не успел галантерейщик взять слово, как с последней скамьи поднялась огромная фигура Рупрехта Борека — буквально целая гора жира и мяса, страшенный громила с толстым брюхом, раздувшимся до невероятных размеров, с тройным подбородком и жирными складками на загривке, с лысым черепом, блестевшим от обильного пота, с багровым лицом, будто сложенным из говяжьих оковалков, откуда выглядывали маленькие, беспокойно бегавшие злобные глазки. Так вот, этот пан Рупрехт Борек встал и взревел, будто разъяренный бык:
— Это измена, и с вами поступят, как того заслуживают предатели и изменники! На что вы замахиваетесь, сумасброды, обыватели, убогие портняжки, сапожники, сукновалы, полотнянщики, бондари, галантерейщики, оружейники, шляпники, — пустые пузыри, одним словом?! На какую власть вы рискуете поднять руку? Да вас разнесут в пух и прах, побьют, измордуют уже за одно то, что вы осмелились прийти сюда слушать этих двух безумцев!
Редкие возмущенные голоса прозвучали в ответ на этот выпад, большинство сенаторов смущенно прикусили язык. «Гляди-ка, вот ведь как легко устрашить людские душонки картиной грядущих мучений, — горько отметил про себя пан Пруба. — Они предпочтут мучиться всю жизнь, но так и не отважатся на решительный шаг, который принесет им или искупление, или смерть». На самом деле большинство ремесленников так и рассуждало: «Ну куда мы лезем? Наверняка это нам не по зубам».
Однако, заглушая колебания, в зале прозвучал мощный, уверенный, не ведающий сомнений голос пана Прубы:
— Не позволяйте перекричать и запугать себя, друзья. Ведь вы не можете изменить тому, кому ничего не обещали, но кто приневолил вас подчиниться ему. Посмотрите, к чему привело ваше равнодушие. Взять хоть соседа Войтеха. Вглядитесь в него хорошенько, и вы поймете, что ждет каждого, кто попадет герцогу в лапы. Оглянитесь вокруг, пересчитайте, скольких из нас здесь уже нет. Они брошены в тюрьму. На нашем собрании никто, кроме Рупрехта Борека, не держит сторону герцога. А почему? Да потому, что, кроме него и герцога, никто не наживается на несчастьях города Дом. Кто таков Рупрехт Борек, вы хорошо знаете. Оружейник. Честное ли это ремесло? Да, ковать оружие, если оно служит защите свободы, — дело почетное. Но производить оружие, чтоб его использовали для угнетения, — дело вредное. А сдается мне, для подавления свободы требуется больше оружия, чем для ее защиты, вот пан Рупрехт и держится за герцога, чье правление способствует также и его выгоде. Ведь что теперь делается? Сегодня герцог подавил нашу свободу, а завтра, почувствовав свою силу и похвальбы ради, попробует задавить свободу других. И нас, вооруженных этим оружием, сработанным паном Рупрехтом, пошлют убивать и умирать за дело, в справедливость которого мы не верим и которое ненавидим. Меж тем пан Рупрехт Борек рассылает своих посланников в соседние вольные города и упреждает: «Ваша свобода под угрозой. Дом собирается напасть на вас. Покупайте у меня оружие и защищайтесь, пока не поздно». Таким вот способом и набивает он свою мошну, подавляя свободу и вроде бы ее защищая. Вот вам и весь пан Рупрехт Борек, вот вам и вся его приверженность герцогу. Рассудите сами, чью же сторону вам надлежит принять?
— Ты еще поплатишься за это, галантерейщик! — взревел пан Рупрехт. — Будешь болтаться на самой высокой виселице из тех, что поставит для вас герцог.
— Не боюсь я ни тебя, пан Рупрехт, ни твоего хозяина, — спокойно возразил пан Пруба. — Да и вообще никто вас не должен бояться. У Дома достанет мужества сбросить угнетателей. Потому что все, кроме вас, уже сознают, на чьей стороне правда. Пришла пора и тебе, пан Борек, принять решение, за кого ты. С нами пойдешь или против?
— Чтоб я — с вами?! — проревел оружейник и разразился хриплым безумным хохотом, от чего у многих по спине побежали мурашки. — С вами? Да я лучше на голову встану и на руках пойду, я ведь еще не спятил, чтоб присоединиться к вам. Для вас у меня только вот это и найдется!
