Волшебно-сказочные корни научной фантастики - [47]
Можно сказать, что в сказке неопределенно-прошлое время является моделью «вечного» времени, совмещающего в себе все времена. Именно благодаря неопределенности, тому, что сказка не прикреплена ни к одной из исторических эпох, она и оказывается современной во все эпохи, в отличие, скажем, от былины, в которой уже чувствуется определенная связь с историей и которая поэтому не может быть всегда современной (в самом деле, в литературе XIX–XX вв. есть жанр литературной сказки, но нет и не может быть жанра литературной былины). Отношение к историческому времени различных фольклорных жанров можно выразить следующим образом: волшебная сказка повествует о неопределенно-прошлом времени, былина — об определенно-прошлом, а историческая песня — о конкретно-прошлом времени.
Неопределенно-прошлое («вечное») время волшебной сказки (как форма отношения к реально-историческому, историко-астрономическому времени) имеет общие точки соприкосновения с поэтикой времени в научной фантастике.
Сразу же необходимо сделать оговорку, что в научной фантастике, как и во всей литературе нового, и новейшего времени, господствует характерная для реалистического сознания логика исторического времени,[341] и это, безусловно, ограничивает сходство в отношении к реальному, историческому времени волшебной сказки и научной фантастики. Вполне естественно, что писатель-фантаст, в отличие от безымянных создателей и носителей фольклорно-сказочных сюжетов, мыслит уже в категориях историзма. Но в научной фантастике сквозь ткань исторического времени просвечивают реликты времени волшебно-сказочного.
«Прошлое» время волшебной сказки, замкнутое в самом себе и тем самым, по сути, являющееся «вечным», может быть понято как форма «исторической инверсии»: «Определяя ее несколько упрощенно, можно сказать, что здесь изображается как уже бывшее в прошлом то, что на самом деле может быть или должно быть осуществлено только в будущем, что, по существу, является целью, долженствованием, а отнюдь не действительностью прошлого».[342] Под «прошлым» в волшебной сказке, таится, таким образом, «будущее», точнее «настоящее», понимаемое не как его реальная действительность, а как то, что «является целью, долженствованием», т. е. — и тут А. А. Шайкин прав — «вечное», вмещающее в себя все времена. Но ведь именно такое «будущее» (= «вечное») и изображается в научной фантастике, причем изображается без «исторической инверсии», в прямой и рационализированной форме утопии или романа о будущем. Отсутствие «инверсии» вполне понятно, ибо она — принадлежность собственно архаического сознания, а научная фантастика оперирует уже категориями историзма, делающими лишними, ненужными различные оправдания настоящего и будущего прошлым при помощи «инверсии».
Таким образом, «прошлое» в волшебной сказке — форма, модель «настоящего» и «вечного». В научной фантастике такой моделью является «будущее»: писатели-фантасты разных эпох, изображая «будущее», всегда говорят о своем «настоящем» и о том, что они считают «вечным» в этом «настоящем».
Может возникнуть вопрос, почему все же волшебная сказка для выражения идеала («вечного») обращается к «прошлому», а научная фантастика — к «будущему», почему «историческая инверсия в точном смысле слова предпочитает будущему сточки зрения реальности прошлое как более весомое, плотное»?[343] Плотность времени, связанная с ощущением полноты человеческой жизни в социальном и природном пространствах, — очень важная характеристика художественного времени. Фольклорное сознание находит в прошлом плотность времени. В научной фантастике в силу сопричастности историческому времени будущее само по себе обладает достаточной весомостью и плотностью, которые усиливаются на протяжении всей истории развития научной фантастики. Внешним выражением этого является все большая и большая «обжитость» и представимость будущего: «Во времена Г. Уэллса и А. Беляева, когда мир новой фантастики только рождался, облик каждого инопланетянина нужно было объяснить и доказать, прибегая к физическим параметрам: атмосфера планеты — такая-то, сила тяжести — такая-то и т. д. и т. п. А в середине XX в. К. Саймаку достаточно было сказать, что на Юпитере живут скакунцы (роман “Город”). И это никого не удивило. На то он и Юпитер, чтоб там скакунцы жили».[344]
Итак, при всей внешней противоположности «прошлое» волшебной сказки и «будущее» научной фантастики имеют нечто общее, и это в известной мере осознано литературой о научной фантастике. Т. А. Чернышева, отметив «мифологическое время в древней сказке», подчеркивает: «Вот на этой основе и формируется в утопии некий аналог мифологического времени».
