Волшебники Маджипура - [36]

Некогда они, а не окружившие позднее Пранкипина маги были здесь истинными носителями власти. Но то время давно минуло. Вне всякого сомнения, все они были бы рады расстаться со своими обязанностями и кануть в безвестность покоя, как только душа Пранкипина расстанется с телом.

В комнате находились также два личных врача понтифекса, Баэргакс Воур Айязский и Гелен Гимайл. Для них время славы также заканчивалось.

Никогда больше не придется им требовать от бюрократов Лабиринта благодарности за свое умение поддерживать и продлевать жизнь понтифекса. Император уже перешел ту грань, до которой их искусство еще могло помочь ему; близилась неизбежная смена администрации Лабиринта, и всем, кто прижился в ее закоулках, предстояло их покинуть. И сейчас, находясь почти буквально в тени троих магов, Баэргакс Воур и Гелен Гимайл были похожи на опустевшие стручки; они исчерпали свое умение и вот-вот должны были лишиться своих полномочий.

Что же касается самого понтифекса, то он лежал неподвижно, закрыв глаза, похожий на собственное восковое изваяние, в то время как самые мощные столпы власти Маджипура готовились совершить то, что, как они страстно надеялись, будет воспринято как последнее выражение преданности и почтения верховному властителю.

За дверью спальни понтифекса, в вестибюле, они организовали процессию. Возглавил ее, конечно, лорд Конфалюм в парадном облачении и с короной Горящей Звезды на голове, на шаг позади него вошел Верховный канцлер герцог Олджеббин, а за ним бок о бок еще двое высших советников, Сирифорн и Гонивол.

Место следом за ними отводилось иерарху Маркатейну, представлявшему Хозяйку Острова Сна — третью из Властей царства; далее шествовал прокуратор Дантирия Самбайл, сопровождаемый принцем Корсибаром и герцогом Кантеверелом Байлемунским. И лишь после того, как все войдут в комнату, в дверях должен был появиться принц Престимион.

С самого утра досужие языки перемалывали предложенный порядок следования: почему сначала входят Корсибар и все остальные и лишь после них — Престимион. Но протокол не дозволял ничего иного. Все предшествовавшие Престимиону занимали высокие посты в государстве; исключение составлял лишь Корсибар, но он был сыном короналя. Престимион же не относился к числу важных должностных лиц и еще не был официально провозглашен преемником на троне. Таким образом, он на сегодня был всего лишь одним из многочисленных принцев Замковой горы; его власть и авторитет пока что принадлежали будущему.

Был подан сигнал заходить. Конфалюм шагнул вперед, а за ним герцог Олджеббин и остальные в условленном порядке. Но, когда высшие лица империи, демонстрируя свою покорность повелителю, благословляя его и одновременно ожидая его благословения, один за другим опускались на колени у ложа императора, произошло загадочное для всех событие. Когда перед понтифексом остановился Корсибар, веки лежавшего затрепетали и глаза раскрылись. На лице старика явственно отразилось волнение. Пальцы его левой руки, лежавшей поверх одеяла, затрепетали, он, казалось, попытался пошевелиться, даже сесть, а с онемевших губ сорвался громкий нечленораздельный звук.

А затем, к всеобщему изумлению, рука старца чрезвычайно медленно оторвалась от одеяла, скрюченные пальцы разошлись в стороны, и изможденная, почти бесплотная кисть, дрожа, потянулась к Корсибару.

Принц замер, растерянно глядя на монарха. А старый Пранкипин издал еще один, более низкий, звук, больше напоминавший удивительно долгий стон. Создавалось впечатление, что он хочет взять Корсибара за руку, но не в силах до нее дотянуться. В течение поразительно длинного мгновения судорожно дергающаяся рука, похожая на птичью лапу, ощупывала воздух, отчаянно пытаясь достать до Корсибара, а затем бессильно упала обратно. Глаза понтифекса подернулись пеленой и закрылись; старик опять лежал в постели неподвижно и дышал настолько тихо, что невозможно было определить, жив ли он еще.

В комнате поднялась суматоха.

Престимион, ожидавший в дверях спальни своей очереди войти, с удивлением смотрел, как с одной стороны к ложу бросились трое магов, а с другой навстречу им метнулись двое врачей и как все пятеро, почти соприкасаясь головами, низко склонились над старым императором. Каждый что-то бормотал на специфическом жаргоне своей профессии.

— Они задушат его своим вниманием, — пробормотал Престимион, обращаясь к графу Ираму Норморкскому, когда консилиум у кровати умирающего достиг наивысшего накала. Он слышал, как маги отчаянно стучали амулетами и с паникой в голосах декламировали заклинания, а врачи тем временем, похоже, пытались отодвинуть волшебников в сторону. В этом они все же преуспели, и один из них поднес к губам понтифекса склянку с каким-то голубоватым снадобьем.

Затем кризис, похоже, миновал, возможно, благодаря лекарствам, а возможно, и заклинаниям — кто мог утверждать наверняка? Волшебники и врачи медленно отступили от кровати. Понтифекс вновь погрузился в глубины беспамятства.

Варимаад Клайн, волшебник-гэйрог, жестом бесцеремонно приказал Престимиону войти в комнату.

Точно так же, как и те, кто вошел ранее, принц опустился на колени, приветствовал понтифекса положенным ритуальным знаком и замер, почти со страхом ожидая, что старик вновь очнется и потянется теперь уже к нему.