Волшебники из Капроны - [28]

Почти на всех страницах печать полностью исчезла, оставив склизкую, кожистую поверхность, совсем не похожую на бумагу, и только посередине виднелось нечто вроде водяного знака. Старый Никколо, близко рассмотрев каждый знак, проворчал что-то себе под нос. И снова что-то проворчал, дойдя до первой картинки, такой же смытой, как и печать, но с более четким знаком. После картинки, хотя ни на одной странице печать не сохранилась, знак выделялся все яснее и яснее вплоть до середины книги, после чего начал постепенно блекнуть, пока, на последней странице, не стал едва видимым. Старый Никколо отложил перо и щипцы. В комнате стояла гробовая тишина.

— Вот так-то, — сказал он наконец. Среди собравшихся произошло легкое движение, кто-то закашлялся, но никто не проронил ни слова. — Я не знаю, — сказал Старый Никколо, — из какого вещества этот предмет сделан, но знаю, что это. Приворот. Я всегда распознаю такое, когда вижу. Тонино, надо полагать, попал под гипноз, если все это прочел.

— Он был какой-то странный за завтраком, — прошептал Паоло.

— Еще бы не странный, — сказал его дед, устремив задумчивый взгляд на остатки книги, а затем обвел им теснившихся вокруг членов своей семьи. — Так кому, — тихим голосом спросил он, — кому понадобилось наслать приворот на Тонино Монтана? Кто так низок, чтобы гипнотизировать ребенка? Кто?.. — И вдруг повернулся к Бенвенуто, в боевой позе сидевшему рядом с книгой, и Бенвенуто весь съежился, задрожал, рваные уши прижались к гладкой голове. — Где ты был вчера ночью, Бенвенуто? — спросил его Старый Никколо, и голос его прозвучал еще тише.

Никто не понял, что ответил сжавшийся в комок Бенвенуто, но все знали ответ. Его можно было прочесть на измученных лицах Антонио и Элизабет, в том, как вскинул подбородок Ринальдо, в сузившихся — сузившихся до полного исчезновения — глазах тети Франчески, в том, как тетя Мария взглянула на дядю Лоренцо, но прежде всего в поведении самого Бенвенуто, который опрокинулся на бок, спиной к собравшимся, являя собой воплощение кошачьего отчаяния.

Старый Никколо воздел глаза.

— Не странно ли? — сказал он тихо. — Бенвенуто провел прошлую ночь, гоняясь за белой кошечкой по крышам Казы Петрокки. — Он сделал паузу, чтобы до слушающих дошел смысл сказанного. — Итак, Бенвенуто, — продолжал он, — того, кто распознаёт дурное заклятие, когда его видит, не было рядом с Тонино.

— Но почему? — спросила Элизабет. — Почему?

Старый Никколо продолжал совсем тихо — так тихо, что его почти не было слышно:

— Могу лишь заключить, моя дорогая, что Петрокки получают плату от Флоренции, Сиены или Пизы.

И вновь воцарилось молчание, густое, многозначительное. Нарушил его Антонио.

— Так, — произнес он таким сдавленным, таким мрачным тоном, что Паоло невольно на него уставился. — Так? Мы выступаем?

— Конечно, — сказал Старый Никколо. — Доменико, сходи за моей книжицей с заклинаниями.

Тут внезапно все стали выходить из комнаты, спокойно, решительно, один за другим, и Паоло, который задержался, не сразу понял, что происходит. Он подался было к двери, но увидел, что Роза тоже осталась. Подперев голову рукой, она сидела на постели Тонино, белая как полотно, как простыни на его постели.

— Паоло, — сказала она, — передай Клаудии, что я побуду с ее малышкой, если она хочет пойти. Я со всеми малышами побуду.

С этими словами она взглянула на Паоло таким странным взглядом, что Паоло вдруг сделалось страшно. Он был рад выскочить на галерею. Во дворе собирались Монтана, все еще сдержанные и мрачные. Паоло бегом спустился туда и передал слова Розы. Протестующих малышей погнали вверх по лестнице к Розе, но в этом деле Паоло помогать не стал. Отыскав Элизабет и Лючию, он протиснулся к ним. Элизабет обняла одной рукой его, другой Лючию.

— Держитесь меня, милые, — сказала она. — Со мной вы в безопасности.

Паоло взглянул на Лючию и увидел, что она совсем не боится. Взволнована — да, но не испугана. Она подмигнула ему. Паоло подмигнул ей в ответ, и ему стало как-то веселей.

Минуту спустя Старый Никколо занял свое место во главе семьи, и все двинулись к воротам. Паоло как раз протиснулся вперед, оттолкнув Элизабет с одного бока, а Доменико с другого, когда на улице остановилась коляска и из нее вышел дядя Умберто. Такой же сдержанный и мрачный, как все участники процессии, он двинулся к Старому Никколо:

— Кого похитили? Бернардо? Доменико?

— Тонино, — отозвался Старый Никколо. — Книга с университетским гербом на обложке.

— Луиджи Петрокки, — ответил дядя Умберто, — тоже профессор университета.

— Я это учитываю, — сказал Старый Никколо.

— Я пойду с вами в Казу Петрокки, — заявил дядя Умберто и махнул рукой извозчику, отпуская его. Тот только этого и ждал. Он чуть не повалил лошадей, стараясь развернуть коляску как можно скорее. Зрелище того, как вся Каза Монтана выплескивается на улицу, было для него чересчур.

А Паоло эта картина нравилась. Он посмотрел назад и вперед, как шествие спускается по Виа Магика, и гордость зажглась в его груди. Их было целое полчище. И все единодушны. Тот же сосредоточенный взгляд на каждом лице. И хотя дети шли, семеня ножками, а молодежь — широко ступая, хотя женщины стучали по булыжнику каблучками элегантных туфелек, хотя шаги Старого Никколо были короткими и быстрыми, а Антонио — потому что он не мог дождаться, когда они доберутся до Казы Петрокки, — двигался широкими, стремительными шагами, общая цель задавала всей семье единый ритм. Паоло вполне мог считать, что все они шагают в ногу.