Волшебник на войне. Волшебник в мире - [3]

Правда не осмелится?

Как бы то ни было, он расправил плечи. Двое гвардейцев шагнули в стороны, оставив его лицом к лицу с эрлом. Кланяться он подчеркнуто не стал.

— Добрый день, милорд.

Инсол нахмурился: герольд много себе позволял, заговорив первым. Не иначе этот болван воображает себя воплощением пославшего его короля… ну уж по меньшей мере ровней ему, эрлу.

— Ну и что там говорит король? — спросил он, так же подчеркнуто обойдясь без церемонных приветствий, взаимных представлений и всякой подобной чепухи. Герольд подавил острое желание нахмуриться в ответ на такую бесцеремонность. Ужели их светлости неизвестно, что он оскорбляет этим не только герольда, но и того, кто его послал?

— Его величество послал меня поговорить с вами о некоем Багателе, милорд, торговце тканями и одеждой.

Глаза эрла вспыхнули: это имя было ему знакомо.

— Трус из простолюдинов? Ну и что там с ним?

— Этот Багатель обратился к нашему благородному королю, повелителю Аггранда, с челобитной. Он утверждает, будто его товар украли, а его самого избили, и что это сделали лично вы, милорд эрл. Его величество вызывает вас к своему двору, дабы услышать из ваших уст, правда или нет, что вы нарушили установленный королем порядок, обойдясь столь грубо с одним из подданных его величества.

С минуту эрл сидел молча.

— Вызывает? — спросил он наконец. — Уж не хочешь ли ты сказать, что этот сопляк вызывает эрла на двадцать лет старше его самого?

Герольд покраснел: ему и самому едва исполнилось двадцать.

— Он король!

— Ну да, и дерзкий выскочка при этом, — откликнулся эрл. Голос его сделался вдруг вкрадчиво-бархатистым. — Он что, не мог пригласить меня как дворянин дворянина? Или дождаться моего визита?

— Он не обязан! Он король, и все его подданные должны повиноваться ему! — Впрочем, происходящее нравилось герольду все меньше.

— Что ж, настало время этому наглому недоростку усвоить, что у власти его имеется предел! — рявкнул эрл. — Эй, стража! Отведите эту нахальную балаболку на конюшню, да сорвите с него эти золотые одежды!

Оказавшись в грубых лапах гвардейцев, герольд смертельно побледнел.

— Как смеете вы дерзить своему господину и повелителю?

— Легко, — ухмыльнулся эрл, и лицо его приобрело выражение голодного волка. — Только не начинайте порку до моего прихода, ладно?

Впрочем, он пришел довольно скоро и, ухмыляясь, смотрел на то, как гвардейцы кулаками перебрасывают герольда от одного к другому, словно мячик. Он смотрел, как палач порет юнца, как его слуги натянули на того драные крестьянские портки, вывели во двор и усадили, голого по пояс, на спину ослу. Дождавшись, пока его привяжут к ослиной спине как следует, эрл подошел к нему и крепко взял его за подбородок.

— Передай своему господину, что он много себе позволяет. Передай ему, он не вправе вызывать своих дворян, но должен приглашать их со всей подобающей учтивостью. Скажи ему, пусть следит за своими манерами, пока его нобли не обрушились на него, как обрушились некогда на его деда, — загнали его кнутом в собственное поместье, чтобы сидел и не высовывался!

Сказавши это, он отпустил герольда и с размаху вытянул осла плетью по ляжкам. Скотина взревела от боли и понеслась прочь со двора, не оставив несчастному герольду ничего, кроме как из последних сил цепляться за его гриву. Верховые со смехом поскакали следом, хлеща осла всякий раз, как тот сворачивал с дороги, ведущей к королевскому дворцу.

— Король не спустит такого оскорбления, милорд, — негромко заметил старший из рыцарей, глядя вслед ослу и его избитой, окровавленной ноше.

— Конечно, не спустит, — согласился эрл. — Он пойдет на нас войной — вот тогда мы его и высечем как сидорову козу. — Он пожал плечами. — Рано или поздно его пришлось бы проучить, сэр Дурман. И по мне так лучше не откладывать с этим: чем дальше от коронации, тем больше он о себе возомнит. — Он в последний раз посмотрел вслед скрывающемуся за поворотом ослу и повернулся к рыцарю. — Разошли весть об этом происшествии всем графам и эрлам королевства — пусть готовятся к войне.

Пока Коллу удавалось убегать от гончих, но колени его медленно, но верно слабели, да и все тело сковывало усталостью. Всю ночь он пробирался по лесу, пытаясь сбить с толку погоню, и все же ближе к полудню, когда даже древесные кроны почти не защищали от палящих солнечных лучей, гончим удалось напасть на его след. Они еще не нагнали его, но это было лишь вопросом времени. Их лай становился громче с каждой минутой.

В последней отчаянной попытке оторваться от погони Колл прыгнул в ручей. Вода в нем была, как и положено по весне, ледяной, и он понимал, что не сможет долго брести по ней: ноги онемеют. И все же он продолжал упрямо двигаться вниз по течению, ругаясь, дрожа от холода, оглядываясь в поисках хоть какого пути к спасению…

И тут он увидел его: из воды торчал здоровенный камень, прямо над которым свешивался сосновый сук! Скользя и плюхаясь обратно в воду, Колл пытался забраться на камень, и это ему наконец удалось. Он распрямился на нем во весь рост и, дрожа от холода, усталости и напряжения, вытянул копье вверх и зацепился поперечиной острия за развилку сука. Что ж, если выдержит поперечина, и сук, и его руки…