Волшебник Колдовского мира - [10]

Когда мы проезжали среди развалин, Эфутур очнулся и, обернувшись, посмотрел мне в глаза. Он был очень бледен, взгляд его выражал отчуждение.

— Больше никогда этого не делай! — слова его прозвучали как приказ.

— Я и сам не знаю, как…

— Ты призвал древние силы, и они тебе ответили. Никогда не прибегай здесь к колдовству, чужеземец. Я не знал, что ты можешь вызывать силы…

— Я и сам не знал, — сказал я, и это было сущей правдой. — Не понимаю, как это вышло. Я воин, а не колдун.

Я всё ещё не мог поверить в происшедшее. В Эсткарпе существовало твёрдое убеждение: управлять тайными силами и общаться с ними могут только колдуньи. Однако мой отец обладал некоторыми сверхъестественными способностями, и даже сами колдуньи признавали это. А моя мать, госпожа Джелит, разделила с ним свою силу, взлелеянную разумом и волей.

Но с меня было довольно случившегося. Мне хватило мудрости понять: пользоваться такими вещами без подготовки, без необходимой защиты — явное безрассудство, которое может принести вред не только мне, но всем окружающим. Эфутур мог быть уверен, больше я этого не сделаю. И всё-таки, вспоминая неописуемый грохот, потрясший всё вокруг, я задумался о том, что бы это могло быть и откуда.

Очевидно, этот удар надёжно защитил нас: мы окончательно убедились, что погони нет, и вскоре, проехав по ступенчатой дороге, ведущей из Ха-Гарка, достигли границы Долины.

Теперь мы ехали между камнями, на которых были высечены оберегающие знаки, которые отчасти были мне известны, и Эфутур, останавливаясь, водил над каждым из камней рукой. Я понял, что он снова замыкает и приводит в готовность защиту Долины. Эфутур подъехал к самому большому камню — Ютаяну; глубоко врезанный знак был инкрустирован зелёным.

— Подойди, приложи сюда ладони, — повернувшись, приказал мне Хранитель Зелёной Долины.

Я почувствовал лёгкое раздражение: он явно подозревал, что я представляю для Долины опасность, и что ради блага её обитателей меня нельзя больше пускать в её пределы. Он хотел испытать меня. Однако я сделал, как он велел — соскользнув с потной спины Шила, подошёл к камню и приложил ладони к магическому знаку. Никакое зло не могло не то что прикоснуться, но даже приблизиться к нему. С замиранием сердца я дотронулся до холодной неровной поверхности камня, ощущая на ней принесённые ветром песчинки. Под моими пальцами в камне произошла неуловимая перемена. Я увидел — или мне это только показалось, — что зелёная инкрустация стала ярче, а сам камень немного нагрелся. Но со мной ничего не случилось, и не последовало никакого предзнаменования. Прижимая ладони к камню, я взглянул на Эфутура.

— Теперь ты убедился, что перед тобой не предатель?

Он в замешательстве смотрел на камень. Потом провёл рукой по глазам, словно стирая пелену, мешавшую смотреть.

— Не знаю, что ты за человек, Кимок, но, похоже, ты не причинишь нам вреда. Я должен был в этом убедиться, — он говорил извиняющимся тоном.

— Это твой долг.

Конечно, так оно и было, хотя недоверие Эфутура задело моё самолюбие. Он не имел права проводить в Долину того, кто мог оказаться связанным с Великой Тьмой. А что Эфутур знал о нас, троице из Эсткарпа, кроме того, что мы делали после появления в Эскоре?

Был уже вечер, когда мы подъехали к домам, оплетённым вьющимися растениями и крытым голубовато-зелёными перьями. По пути к нам присоединились люди Эфутура. Никого из тех, кто сопровождал Динзиля, видно не было, и я почувствовал облегчение.

Спешившись на площадке, где раньше проходил совет, мы увидели нетерпеливо ожидавшую нас толпу. Лица у всех были серьёзные, первой заговорила Дагона:

— Тут было… — она не могла подобрать слов, — что-то невообразимое. Что случилось? Вы не знаете?

— Спросите у Кимока, — коротко ответил Эфутур, и всё внимание обратилось на меня. Кайлан был явно изумлён, Каттея, стоявшая рядом с ним, слегка нахмурилась.

— Не знаю, — сказал я. — Нас чуть не взяли в три круга серые и расти. Я только произнёс слова, которые вычитал в Лормте… Сам не пойму, как это вышло. А потом… потом…

— Последовал ответ, — это сказала Каттея. — Какое недомыслие — совать нос не в своё дело! Ты же не обучен колдовству!

Впервые в жизни я встретил в ней — нет, даже не то недоверие, которым недавно ошеломил меня Кайлан, — а явную неприязнь. Каттея словно закрыла от меня свои мысли, и это было необъяснимо. Может быть, ею двигало убеждение, внушённое колдуньями, будто ни один мужчина не способен овладеть тайным знанием? Но всё равно это было так не похоже на Каттею, что я не мог с этим примириться. Она отдалялась от меня, а я был слишком уязвлён, чтобы просить объяснения, и инстинктивно боялся этого: мы часто цепляемся за неопределённость, опасаясь узнать истину.

Я обратился не к сестре, а к Дагоне:

— Не сомневайтесь, такое больше не повторится. Это была случайность.

Дагона шагнула вперёд, положила руки мне на плечи и снизу заглянула в мои глаза, поскольку я был выше её. Она ответила мне не мысленно, а вслух — несомненно желая, чтобы её услышали все остальные:

— Скрытое в человеке — сила, воля или дар — проявляется, когда приходит необходимость. Ты получил