Волшебница Шалотт и другие стихотворения - [25]

Его никто из смертных не увидел?

Какое в этом послушанье благо?

Какое зло от ослушанья, — кроме

Сознания, что ослушанье — зло?

Положим, так. Но если сам король

Себе же самому вредит приказом?

Он тяжко болен, ум его мутится.

Что он оставит временам грядущим

На память о себе, когда уйдет,

Помимо темных слухов? Если ж эта

Реликвия навечно сохранится

В сокровищнице королей, — однажды

На рыцарском пиру иль на турнире

Ее достанет кто-нибудь и скажет:

Вот он, Эскалибур, Артуров меч,

Сработанный таинственною Девой

На дне озерном: целых девять лет

Она над ним трудилась в одиночку. —

И все почтят его и подивятся.

Лишить ли этой славы короля?»

Такими мыслями себя смутив,

Он снова спрятал меч Эскалибур

И к раненому королю вернулся.

Спросил его Артур, с трудом дыша:

«Поведай, что ты видел или слышал?»

Ответствовал ему сэр Бедивер:

«Я слышал плеск озерных волн о скалы

И заунывный шорох камыша».

Тогда воскликнул в горечи и в гневе

Король Артур: «Бессовестный предатель!

Язык твой лжет! О горе, горе мне…

Несчастен умирающий король:

Взгляд, некогда без слов повелевавший,

Утратил власть; но он не помутился.

Что вижу я? Ты, мой последний рыцарь,

Который должен был служить за всех,

Прельстился драгоценной рукоятью

И предал короля, как алчный вор

Или девица — ради побрякушки.

И все же можно дважды оступиться,

А в третий раз — исполнить долг; ступай!

Но если ты предашь и в этот раз,

Я сам убью тебя своей рукою».

Бегом пустился вниз сэр Бедивер,

С размаху ринулся в тростник прибрежный,

Схватил Эскалибур и, раскрутив,

Швырнул что было сил. Блестящий меч,

Вращаясь и сверкая в лунном свете,

Взлетел, пуская веером по кругу

Лучи — подобно тем ночным огням,

Что светят над полярными морями

В морозном тресканье плавучих льдов.

Так взмыл — и вниз упал клинок Артура;

Но прежде, чем коснулся он воды,

Какая-то волшебная рука,

Покрытая парчой венецианской,

Вдруг поднялась из волн, схватила меч

За рукоять и, трижды им взмахнув,

Исчезла. Рыцарь поспешил обратно.

Узрев его, сказал король Артур:

«Теперь я знаю: ты исполнил долг.

Скажи скорей, что видел ты и слышал?»

Ответствовал ему сэр Бедивер:

«Мой государь, я должен был сперва

Глаза зажмурить, чтобы не ослепли:

Ведь ничего чудесней тех камней,

Искусней той резьбы на рукояти,

Хоть проживи я трижды век людской,

Мне никогда на свете не увидеть.

Потом я размахнулся широко

И в воду меч швырнул… Гляжу — рука,

Покрытая парчой венецианской,

Вдруг поднялась из волн, схватила меч

За рукоять и, трижды им взмахнув,

Исчезла вместе с ним в озерной глуби».

И так сказал Артур, дыша с натугой:

«Смерть близится; я чувствую ее.

Скорее подними меня на плечи

И отнеси на берег. Но боюсь,

Что эта рана слишком остудилась».

Сказал и приподнялся на локте,

С усилием превозмогая боль

И глядя синими, как сон, глазами

Куда-то пред собой. Сэр Бедивер

С великой жалостью смотрел сквозь слезы;

Хотел промолвить что-то, но не смог.

Лишь осторожно, преклонив колени,

На плечи государя поднял он

И медленно побрел с ним вдоль погоста.

Король Артур дышал ему в затылок

И судорожно вздрагивал, как спящий,

Которому приснился страшный сон,

И хрипло повторял: «Скорей! скорей!

Смерть близится; боюсь, мы не успеем».

А рыцарь между тем шагал вперед

С уступа на уступ по скользким скалам,

Окутанный в пар своего дыханья,

Как некий призрак или великан.

Он слышал, как шумело сзади море,

Как птица ночи впереди кричала;

Шагал, гоним вперед одною мыслью,

И стук доспехов отзывался эхом

В ущельях и на склонах ледяных

Вокруг него, и лязг стальных шагов

Гудел и множился среди утесов —

И, наконец, пред ним открылся берег

И озеро, облитое луной.

Там, на волнах они узрели барку,

Темневшую, как траурная шаль,

Близ берега. На палубе рядами

Стояли люди в черных длинных ризах

И черных капюшонах — и меж ними

Три королевы в золотых коронах;

И с барки этой поднимался плач

До самых звезд, — унылый, скорбный, слитный

Как завыванье ветра темной ночью

В такой глуши, куда еще никто

Не заходил от сотворенья мира.

«Теперь, — король промолвил, — отнеси

Меня на барку». С плачем и стенаньем

Три королевы приняли Артура

На палубе; а та, что остальных

Превосходила красотой и статью,

На грудь к себе его главу склонив,

Сняла разбитый шлем и зарыдала,

И, растирая руки короля,

Горячими слезами окропила

Его чело с запекшеюся кровью,

И щеки бледные, как лик луны

Перед зарей, и слипшиеся кудри,

Что прежде озаряли трон Артура,

Как сноп лучей, а ныне, потемнев

От пота и от пыли, клочковато

Висели, спутанные с бородой.

Так он лежал обрушенной колонной;

Ужели это тот Артур, что мчался

Ристалищем, с копьем наперевес,

Перед глазами восхищенных дам,

Свет рыцарства — от шпор до перьев шлема?

Тогда воскликнул храбрый Бедивер:

«Ах, Государь, куда теперь пойду я?

Где спрячу взор от страшных перемен?

Прошли те дни, когда царила честь,

И каждая заря звала на подвиг,

И каждый подвиг рыцаря творил:

Таких времен, клянусь, не видел свет,

С тех пор, когда пришли волхвы с дарами.

А ныне Круглый стол, сей образ мира

Могучего и славного, распался;

Мне суждено остаться одному,

Последнему, — а впереди лишь тьма,

Чужие лица, странные заботы».

И так ему король ответил с барки:

«Уходит старое и уступает

Путь новому; так Бог устроил мир,

Чтоб в нем добро от ветхости не сгнило.