Волшебная мясорубка - [54]

– Надеюсь, они не забудут упомянуть, благодаря кому все так получилось, – вдруг сказал Вильке.

Лицо у Сергиуса вытянулось так, что с носа сползло пенсне. Прищурившись, он внимательно посмотрел на Вильке, засмеялся и обнял своего толстячка.

Эпизод V Каджети

Мысль о том, что Нестан готовят в каджи, не оставляла Тариэла ни на минуту. Какие только бредовые идеи не лезли в его юную голову. Он хотел предложить ей провалить все экзамены или в тайне от самой Нестан подменить ее сочинение своим. Или подкупить преподавателей. Но все это, конечно же был, полный бред, и Тариэл об этом догадывался.

Дни шли одни за другим и мало чем отличались друг от друга. Через небольшой промежуток времени они полностью стирались из памяти. Жизнь школы, как и всего города, проходила по строгому расписанию. Здесь не было времени скучать, но не было его и на грезы, тоску и собственно любовь. Все это отводилось на второй план, а то и отбрасывалось, как мусор, – помеха в столь ответственный период истории, когда не за горами была последняя битва.

Но Тариэл был другим, он был одиночкой. Да, он был верным сыном своего народа и продуктом своего времени, поэтому считал честью положить свою жизнь на алтарь победы. Но в нем было и что-то иное, что-то особенное. Вы, конечно, скажете, что миллионы других юных солдат, рискующих жизнью за процветание и мир в Юдолии, также имели свой особенный, сокровенный и неповторимый мир… Но ни один из них все же не нашел выхода из тупика, в который зашло человечество.

– Нестан, а я ведь серьезно сказал, что когда ты начнешь становиться каджем, то я брошусь под вражеские пули.

– Тариэл, для чего ты мучаешь меня и разрываешь мое сердце на части? Ты же знаешь, что обратного пути у меня нет.

– Но почему? Разве это не добровольный шаг?

– Конечно, добровольный! Разве ты не добровольно идешь на войну? Но если в бою ты повернешь вспять, ты станешь предателем и трусом.

– Да, это точно. Но может быть, для тебя еще не поздно аккуратно свернуть с этого пути?

– Боюсь, что поздно. Ведь я получила приглашение в строй каджей и уже прошла первую ступень посвящения. Каждое утро, когда я умываюсь и чищу зубы, я ищу на себе признаки драконьих знамений.

Тариэл вылупил глаза:

– И как, еще ничего?

– Нет, к сожалению, еще нет. Но это совершенно обычное дело, ведь выпадение старых зубов начинается не ранее третьей ступени, а шелушение кожи и появление чешуек и вовсе только к четвертой.

– И ты что, этого ждешь? Ты хочешь, чтобы у тебя шелушилась кожа?

– Ну конечно нет. Просто тогда я буду уверена, что мое сердце чисто перед драконом, и все вокруг тоже узнают об этом.

– Милая! Я прошу тебя, останься такой, какая ты сейчас!

– Знаешь, может быть, ты и храбрый воин, но иногда ты ведешь себя, как дитя. Ты готов положить за отчизну жизнь и вдруг сокрушаешься по таким пустякам.

– Это не пустяки. Ведь ты – моя жизнь. Я люблю тебя… люблю тебя… Больше отчизны!

– Тише! Как ты можешь такое говорить? Ведь тебя могут услышать. Ты что, хочешь, чтоб нас арестовали?

– Ну и пусть. Пусть лучше нас арестуют, чем я увижу тебя в каджьей шкуре!

– Глупый.

– А ты дура! Нет – дурочка.

– Так-то лучше.

– А, может быть, твой отец сможет тебя отпросить?

– Что ты! Для него это будет удар. Да и оскорбление, он же – кадж.

– Но… Может быть, это смогу сделать я?

– Ты?! – засмеялась Нестан. – Ты хочешь отпросить меня у самого дракона? Да кто тебя к нему пустит? Даже каджи голосованием избирают из своей среды делегатов, и мало кто из них имел честь лично повидаться со Змеем. Только лучшие из лучших, – она засмеялась. – И тут вдруг заявляется какой-то школьник, отрывает дракона от великих дел и начинает отпрашивать какую-то школьницу от святого долга перед отчизной!

– Не смейся. Пойду и отпрошу. Вот увидишь.

С этого дня отчаянный Тариэл принялся за разработку детального плана. Наконец, через месяц он решил, что медлить больше нельзя. Он сложил в рюкзак свою парадную форму, положил туда же прикарманенные на учениях гранаты, запись альбома любимого молодежного ансамбля, свой единственный мяч (в качестве символического дара Змею) и все самое необходимое.

Однажды утром Тариэл, выйдя из общежития, направился не в школу, а в гаражи мотострелковой дивизии. Прибыв на место, он предъявил документ и прошел к машинам. В низком и обширном, как ангар, гараже нашел знакомого механика. Тот отвлекся от работы, отер о тряпку руки и выслушал юношу.

– Нет, – сказал он. – Дружище, за это ж сразу под трибунал.

– Ну, выручи, товарищ, – упрашивал его Тариэл. – Пойми, за утерю боевого оружия меня в штрафной легион отправят. А я точно помню, где он у меня слетел. Я просто был ранен и не мог за ним вернуться. А теперь это далеко от линии фронта.

– Мы же пока отступаем? – усомнился в его словах механик.

– Ну, да. По ту сторону реки. А автомат остался на этой.

– Что ж. Дай же мне слово чести, что вернешься в срок и с целой машиной.

– Даю слово чести, товарищ!

Заполучив в свое распоряжение бронеавтомобиль полевой разведки, юноша поехал к внутреннему кольцу обороны. Накануне он раздобыл пропуск через контрольно-пропускной пункт на границе. Но выезд из внутреннего кольца был свободным, проверяли здесь только на въезде. И он помчался по одной из трасс, проложенной меж лагерных приисков. Впереди ползла танковая колонна, и Тариэл свернул на пыльные, извилистые дороги рудников. Машиной он управлял неумело, постоянно путался в передачах, и несколько раз чуть было не обрушил ее в карьер. В тесном салоне с узенькими пуленепробиваемыми окошками горел красноватый свет, приборная доска была усыпана кнопками и рычажками для герметизации, пуска ракет и тому подобного. Многотонный автомобиль шел плавно и медленно. Руль был тугим, чувствовалась масса брони, и маневренность оставляла желать лучшего. А кругом были гигантские уступчатые разрезы. Обрушься броневик с одного такого обрыва – и кувыркаться ему добрые полкилометра.