Волшебная книга судьбы - [21]

– Все в порядке? Вы как будто отсутствуете, – встревоженно сказала мать. – Вы, надеюсь, не больны?

– Нет! Просто ваш дом великолепен, мне редко случалось видеть такую красоту.

– А, так-то лучше.

Она улыбнулась мне:

– Я горжусь этим домом. Если б вы знали, в каком состоянии он был, когда мы сюда переехали… Руины… Но довольно болтовни. Сейчас покажу, что вам предстоит делать.

Я прошла следом в гостиную и примыкающую к ней столовую. Не передать, как каждый шаг пронзал мне сердце! На стенах в обеих комнатах висели старинные портреты. Наверняка предки Алисы. Пока ее мать объясняла мне (пыль надо смахивать каждый день, аккуратно, метелкой из перьев), я высматривала знакомые детали: темные волосы, прямой нос, лукавый взгляд.

– Сдвигать кресла и поднимать ковер надо раз в неделю, – продолжала мать. – И конечно, после гостей, но, по правде сказать, мы сейчас редко кого приглашаем.

Я ждала, что она прервется, прислонится к дверному косяку или сядет, и ее прорвет: «Честно говоря, мы редко кого приглашаем, Анжелика, вообще-то никого, да и будем ли еще приглашать, вряд ли, ведь на нас обрушилось самое страшное горе, самая несправедливая трагедия, наша дочь, наша детка, ни за что не догадаетесь, в голове не укладывается такой кошмар, она покончила с собой, наша Алиса, так что гости – нет уж, спасибо, никого не хочу видеть».

Но мать Алисы невозмутимо продолжала показывать мне то особенно хрупкую вазу, то безделушки за стеклом, то шахматную доску. Потом она повела меня в кухню, в точности такую, как в моем представлении – голубой и белый фаянс, плита под старину и большая фарфоровая салатница, полная разноцветных яблок.

– Вы умеете стряпать? – вдруг спросила она. – Меня бы устроило, если бы вы могли готовить нам что-нибудь к ужину. Скажем, через день. – Она вздохнула. – У меня совсем нет на это сил в последнее время.

Я чувствовала, как во мне поднимается безмерное восхищение, до того хорошо она владела собой.

Сколько рецептов она опробовала здесь вместе с дочерью, склонясь над кулинарными книгами? Сколько часов провели они здесь бок о бок, чистя яблоки и облизывая ложки?

– Конечно, я буду готовить. Когда вам угодно, мадам.

Рядом с вами, если можно.

Меся тесто, я буду иногда потихоньку закрывать глаза. Буду красть редкие ощущения, которых у меня никогда не было с моей матерью.

Я так умоляла ее научить меня печь пироги. Она говорила: «Ладно, Мина! Если хочешь, только подожди, одну минутку, я кое-что закончу». И тут же забывала обо мне.

Это был ее фирменный прикол: забывать обо мне. Везде, в любых обстоятельствах. У школы или муниципального спортивного зала, в кафе, куда она заходила выпить стаканчик белого, в ванной, в автобусе, в приемной у врача, в бюро по трудоустройству. Она порхала от мысли к мысли, от места к месту. Была в вечном движении. Приходила в восторг от пустяков, множила планы, которых никогда не выполняла. Каждый раз я попадалась на удочку: мы пойдем гулять в парк, Мина, покатаемся на карусели, перекрасим комнату в розовый цвет, купим красную рыбку, они такие милые, красные рыбки, или ты больше хочешь птичку? Ладно, птичку.

Увидим. Пойдем. Сделаем. Построим, нарисуем, напишем. Подожди. Потерпи. Я почти закончила, еще чуть-чуть, уже вот-вот. Иду, я тебе сказала! Да черт побери! Ты не видишь, что я занята, Мина? Ты не видишь, что у меня есть другие дела, кроме твоего баловства? Я думаю! Ищу решения! Объяснения! Мне-то не десять лет, вот так, мадемуазель! Налей-ка лучше мне выпить, голова болит, тошнит, принеси мне аспирин, подушку, погаси свет, положи руку мне на лоб, детка моя, я тебя люблю, мое сердечко, мне надо поспать, завтра все будет хорошо, вот увидишь, завтра, детка.

А ведь можно было жить иначе. Можно было быть внимательной, близкой, как были вы, мадам. Дело не в деньгах, дело лишь в желании.

– Итак, – подытожила мать Алисы, – с первым этажом, думаю, все ясно, не забудьте про туалет, дверь в конце коридора, да, и умывальная, следите, чтобы полотенца были безукоризненно чистыми, это важно, мало ли кто может неожиданно зайти.

«Я скажу тебе важную вещь, Мина, эй, ты меня слушаешь или считаешь ворон?» – «Да, мама, я тебя слушаю». – «Ты можешь быть одета как замарашка, ты можешь жить в конюшне, но смотри, чтобы на тебе всегда были чистые трусики. Без дыр. Без потертостей, без пятен. Потому что если с тобой что-то случится, если ты упадешь, попадешь под машину, пожарные тебя подберут, и что тогда от тебя останется? Только это! Они скажут: эта девочка была грязнулей».

Уж конечно, тебя пожарные не сочли грязнулей в тот день, когда пришли за тобой. На тебе было красивое платье и белье в тон, только маловато немножко, от спиртного ты начала поправляться. О тебе они подумали только: как жаль, такая красивая женщина, созданная для любви, вот обида-то. Я помню, как один из них провел рукой по твоим волосам и заправил прядь за ухо.

Даже без сознания ты все затмевала. Они тоже обо мне забыли: мне пришлось бежать следом, их красный грузовик уже трогался, они закрывали задние двери, только чудом я проскользнула, запыхавшись, в последнюю секунду.