Волшебная гайка - [25]

— Это похвально, — сказала Ева.

— Это надувательство, — раздался вдруг голос Стаса. Гвалт у автобуса стих. Все уставились на моего бывшего друга. Девчонки расступились, и он остался один в тесном кружке. Он поправил очки и повторил:

— Конечно, надувательство, Ева Семеновна. А вы его еще хвалите.

«Его» относилось ко мне. Выходило, что вместо полезного дела я кого-то обманул. У меня даже дыхание перехватило от возмущения.

— Станислав Карпов! — голосом конферансье, который объявляет выход на сцену очередного артиста, произнесла Ева.

Но Стаса уже понесло.

— Где же вообще тогда наша сознательность, если вы его еще и хвалите? — спросил он.

Я не расслышал: «наша» он сказал или «ваша». Ева, наверное, не расслышала тоже. Стас это слово как-то сжевал. И вообще никто ничего не понял. А я подумал, что если раньше я еще и мог помириться со Стасом, то теперь никогда.

— В тебе, Карпов, говорит зависть, — вспыхнула Ева. — Низкая и гадкая зависть. И мне за тебя стыдно.

— Зависть, — хмыкнул Стас. — Они бы еще паровоз приперли. Автобус не на свалке валялся. Его могли и без школы в лом сдать.

— Могли, но не сдали, — отрезала Ева. — И сейчас же прекрати этот глупый разговор.

— Прекратить можно, — не сдавался Стас. — Но металла в стране от такой помощи не очень-то прибавится.

Он все же доконал Еву. Лицо у нее пошло пятнами, и она почти крикнула:

— Карпов! Я не желаю тебя больше слушать. Считай, что ты наказан. В воскресенье мы едем за клюквой, а ты останешься. Ты не достоин ехать вместе со всеми.

Мы уехали в лес без Стаса. Кажется, он все же допрыгался со своими принципами. На него теперь косился весь класс.

— Нехороший он, — сказал мне в машине Юрик. — Строит из себя умного, а сам вон какой.

Юрика вжали в меня, точно изюмину в тесто. На лесных колдобинах крытый грузовик швыряло будто в шторм. Я чуть не оглох от визга и хохота. На голову я надел корзину. Она, как шлем мотогонщика, предохраняла меня от ударов. Пискля Муся взяла с собой корзину для белья. У всех были нормальные корзины. А в ее кошелку можно было упрятать саму Мусю и еще в придачу слона.

Мы собирали клюкву и аукались. Аукаться было интереснее, чем ползать на четвереньках. Ягод у меня не прибывало. У других мальчишек дела шли не лучше. Зато девчонки старались на совесть. Даже в Мусиной корзине почти закрылось дно.

Вскоре у меня покраснели пальцы. Они стали такими, будто я специально макал их в краску. У Юрика покраснели подбородок, губы и щеки. Его портретик натолкнул меня на отличную мысль. Я набрал горсть клюквы и размазал ее по лицу.

Я сделался краснокожим. С копьем наперевес я кидался на девчонок, и они визжали сумасшедшими голосами. Мальчишки побросали корзины и пачками переходили на сторону моего племени. Дикие прерии манили нас в свои объятия. Мохнатые бизоны скрывались за каждым пригорком. Ева гонялась за нами и кричала, что потеряла голову.

Окружив Мусину корзину, краснокожие терпеливо выслушали очередную Евину речь о значении сознательности в жизни человека.

Мусина корзина оказалась заполненной только наполовину. Это было все, что мы собрали всем классом.

Стаса я увидел на следующее утро. Он стоял у школы и беседовал с Евой Семеновной. В руке у него болталась пустая Мусина корзина.

— Что значит — отнес? — удивлялась Ева.

— Собрал и отнес, — сказал Стас.

— Где собрал?

— В библиотеке.

Вчера мы оставили корзину с клюквой в библиотеке. Там было холоднее, чем в классах.

— Собрал в библиотеке? — воскликнула Ева. — А тебе не кажется, что собирал клюкву не ты, а другие? И они могли отнести ее без тебя!

— Могли, но не отнесли, — буркнул Стас. — Автобус тоже могли на базе сами в лом сдать.

Вдобавок выяснилось, что Стас отнес клюкву не в подшефный детский сад, а в какой-то другой. Это совсем вывело Еву из равновесия.

Класс встретил Стаса в штыки. Я думал, что его вообще поколотят. Самые спокойные и те орали и размахивали кулаками. А он молчал. Хмурил брови под стеклами очков и шевелил надутыми губами.

— Видал нахала, — шепнул мне на уроке физики Юрик. — Может, он вообще ее домой стащил, варенье варить. Знаешь из клюквы какое варенье!

Я со смаком отвесил Юрику подзатыльник.

— Зверев, — попросил учитель, — повтори, о чем я сейчас рассказывал.

Я поднялся и уставился в электроскоп. Листочки в бутылке висели вплотную друг к другу. Если электроскоп не заряжен, то они все время висят вместе.

Повторить, о чем рассказал учитель, я не мог. У меня в голове крутилась какая-то каша из бильярдных шаров, клюквы, автобусов и чугунных тумб. Я смотрел на листочки и думал, что привезти тумбы — это не надувательство. А автобус — действительно надувательство. Потому что он и так был подготовлен к сдаче в металлолом. И еще я размышлял о том, что мы со Стасом одинаковые. Я бы на его месте тоже, наверное, бучу поднял.

После уроков я взгромоздил на плечи самодельный бильярд и отправился к Стасу. Карманы брюк оттягивали стальные шары. Кий я не взял. У Стаса была щетка ничуть не хуже, чем у моей бабушки.

— Ты чего? — удивился он.

— Поиграем давай, — сказал я, боком затискивая в его квартиру бильярд. — Можешь даже первый бить. Или, если хочешь, разыграем.