Волшебная чернильница - [9]

— Не уйдете! — крикнула Раса и стремглав бросилась к перекрестку, над которым вспыхивал то красный, то зеленый свет.

Дракон как раз приоткрыл свой красный, налившийся кровью глаз. Все машины испуганно замедлили скорость. Только наши друзья мчались по-прежнему, хотя конек почему-то вдруг лишился дара речи: он уже не объяснял, что там дальше, слева. На всем ходу несся через перекресток, не обращая внимания на грозный красный глаз. А тут из переулка высунулся желтый автобус с пассажирами.

Даже Раса ойкнула и остановилась, как вкопанная. К счастью, ничего ужасного не произошло. Разогнавшийся автобус завизжал, будто его режут, и накренился. Правда, при этом в него едва не врезалась зеленая «Волга», а в «Волгу» — синий «Москвич». Лихо проскочив перекресток, конек теперь решил обгонять всех подряд и едва не столкнулся с машиной «Хлеб». Не зная куда свернуть, «Хлеб» въехал на тротуар. Сшибить никого не сшиб, но проходившая мимо старушка от страха выронила из рук бутылку молока. Звякнуло стекло, молоко разбежалось белыми струйками, а у человека в шляпе посыпались из бумажного кулька красные, как раскаленные угли, яблоки.

Засвистело сразу несколько свистков.

Виновники происшествия видели суматоху, слышали шум, но не понимали, причем тут они. И почему так пронзительно свистят им вслед — тоже было непонятно. Одно удовольствие мчаться! Большие машины, тяжелые троллейбусы прижимаются к тротуарам, едва завидев их. А конек только сигналит, обгоняет всех, разрезая битком набитую улицу, словно нож масло.

— Изумительно, восхитительно! — время от времени покрикивает Колышек, ухватившись за руль мотороллера.

— Прекрасно! — вторит Колобок, хотя его все больше и больше беспокоят свистки. А может быть, здесь так принято встречать гостей? Может быть, эта музыка — в их честь?

— Вперед! — скомандовал вошедший в раж Колышек.

— Слезайте, не могу больше! — неожиданно простонал мотороллер и, резко затормозив, уткнулся в тротуар. — Бензин кончился!

— Ты ведь сам вызвался нас катать?

— Сам-то сам. Мне нравится возить вас, только бензина не осталось ни капли. Поверьте!

— А что такое бензин?

— Бензин — это моя кровь. Когда в меня зальют бензин, я снова оживу.

— Так у тебя и сердце есть?

— А как же! Мотор — мое сердце. У меня есть сердце, и я — друг человека.

— А где этот твой человек?

— Не спрашивайте… Не любит он своего верного друга… Не ухаживает, не чистит. Не смазывает мои суставы!

— Хочешь, мы тебя почистим? — вызвался Колышек. — Протрем, и ты снова заблестишь!

— Спасибо на добром слове! — со стоном вымолвил мотороллер. — Я и в следующий раз, если смогу, помогу вам. А теперь бегите! За мной гонится страшный регулировщик!

Как молния, врезался в тротуар огромный черный мотоцикл. С сиденья спрыгнул общественный регулировщик уличного движения с красной повязкой на рукаве кожаного пальто. Он был уже не молод, но соскочил проворнее и легче юноши. В мгновение ока померкли уличные солнца и солнышки — все затмил гигантский рост и голос этого регулировщика, по имени Распорядкин.

— Водительские права? — гаркнул он, оглохший от бешеной гонки. — Превышена скорость — раз! Трижды наехали на красный свет — два, три, четыре! Разбитая бутылка молока — пять! Рассыпанные яблоки — шесть! Стало быть, — закончил общественный регулировщик почти радостно, словно нашел какую-то дорогую вещь, — шесть тягчайших преступлений!

Так печально началось для Колобка и Колышка путешествие по городу… Не успели оглянуться, как уже совершили шесть тягчайших преступлений.

Вторжение страшных врагов

Писатель, а отныне волшебник, Ластик-Перышкин хотел было выглянуть в окно и проводить глазами человечков, но чернильница снова стала раздуваться. Что-то булькало в ней все громче и громче.

Пуская чернильные пузыри, выкарабкался косматый барбос. Может, маленький, а может, и большой — кто там разберет!

— Гав-гав-гав! — залаял пес, не стесняясь того, что очутился в чужой комнате, заставленной книгами. Наверное. он не умел читать — чего ему было стесняться книжных полок?

— Не был ли здесь Колобок? Гав-гав! Я его съем!

Писатель тут же понял, что к нему ворвался самый страшный враг Колобка — Зубарь. Он хотел было соврать, пустить пса по неверному следу, но помешала борода. Только он раскрыл рот, чтобы заговорить, — борода — шлеп! — и закрыла ему рот.

Видите, какая это борода?! Она даже вот настолечко не даст волшебнику соврать!

Когда же писатель мысленно подготовил ответ, борода опала, словно ее смочили водой.

— Ну, скажем, был. Но зачем его съедать? Он такой добрый, такой правдолюбивый!

— Вот за это я и съем его, что он правдивый! Ненавижу правдолюбов! Гав!

Очень не понравился Ластик-Перышкину ответ Зубаря, но ведь это пес!

— Куда он побежал? Гав! Говори! — нагло требовал Зубарь, стряхивая с желтой шерсти капли чернил.

Уже зная, что борода не даст соврать, писатель махнул рукой в сторону улицы.

— А как эта улица называется? Гав!

— Так ты и грамоте учен? — удивился писатель.

— А что? Думаешь, учатся только добрые и правдолюбивые?

Что поделаешь, увы, и среди злых бывают грамотеи. Потому-то иногда так трудно отличить их от добрых. Зубарю, конечно, писатель этого не сказал.