Волок - [27]
Матовая темень воды.
Невозможно представить, что там — под нами… — трудилось в огромном котловане тридцать тысяч зэка, громыхала узкоколейка и играл духовой оркестр. Они должны были прорыть Водораздел до таяния снегов весной 1933 года, иначе поднявшаяся вода могла смыть уже готовую Повенчанскую лестницу, и тогда срок 1 мая, назначенный Иосифом Сталиным для сдачи Канала, полетит ко всем чертям… Созвали VII вселагерный слет передовиков производства, и на нем 7 января объявили штурм под лозунгом: «Превратим суровый январь в жаркий июль». Автором лозунга был тов. Успенский. Все отряды Белбалтлага делегировали на Водораздел лучшие трудколлективы. Среди них прибыли «Путь к исправлению», «Вперед к 1-му октября», «Покоритель скал» и знаменитая женская «Красная заря». Сто суток они надрывались насмерть, днем и ночью (при свете прожекторов), посменно, по колено в ледяном месиве. Штурм закончился 23 апреля, последние 48 часов работали непрерывно — без еды и сна. Бригада Подлепинского побила рекорд: 852 % нормы на члена, то есть 17 зэка выполнили работу 144 человек. Получили за это от карельского комитета партии знамя: полотнище красного плюша, с золотой бахромой и круглыми кистями.
165-й канал выходит в фарватер озера Вадло двумя каменными плотинами. Останавливаемся за одной из них, чтобы пару часов поспать. Мне снится гигантская яма, точно разверстое брюхо Земли, по дну среди куч грязи ползают люди, сами в грязи, и не разберешь толком, где человек, а где грязь, разве что по движению. Кто-то замирает, как комок грязи, другие ползут по нему, порой грязь оживает и тоже ползает среди людей, только что обездвиженных в месиве…
— Мар, — в люке появляется довольная Санина рожа. — Ш-ш-ш… — прикладывает он палец к губам. Знаками показывает, чтобы я тихонько выглянул. Выныриваю на палубу и… теряю дар речи.
Из 165-го канала выплывает пара лебедей. Картина потрясающая — они отражаются в черной бездне и одновременно словно бы парят в пустоте. Мы глядим — очарованные… И вдруг из кубрика — мат, дым. Рыба у Василия подгорела. Оказывается, пока мне снилась та яма, мужики наловили сигов.
А лебеди исчезли. Не знаю уж, спугнул ли их Васин мат или они нам привиделись? Пока жарится очередной сиг, я купаюсь. Вода отличная. Огибаю плотину, ныряю. Берега 165-го канала, до самого дна выложенные камнем, напоминают стены затопленного града, замшелые, склизкие, слепые, безысходные. Ряжи под водой — точно вышки в тумане. И невесть откуда, один за другим поднимаются вверх пузырьки воздуха.
Жареный сиг и холодное пиво после купания — можно ли придумать завтрак вкуснее?
В 10.30 трогаемся. Солнце припекает, кожа болезненная, саднит. Озёра Вадло и Воло сливаются (из-за того, что восьмой шлюз поднимает уровень Воло), перед нами острова, острова — несть им числа… Названия одних напоминают о лагерях — вроде островов Ударников, Подлепинского, другие именуются просто — Большой, Приметный, Восточный и так далее, насколько хватает взгляда, точно клумбы на воде.
Гамма зелени: от потемневших елей до вылинявших берез и нежно-салатовой ивы, ослепительно изумрудный аир и пенистая, будто взмыленная, лоза, болотная зелень подводных трав, малахитовый мох. Лишь местами чернеют на фоне этой зелени неуклюжий барак, прогнивший сарай или брошенная лодка. Ни души.
Невозможно поверить, что здесь была Первая детская трудовая колония Беломорско-Балтийского комбината, описанная Солоневичем. Дети сами следили за порядком: четыре тысячи беспризорников работали под присмотром трехсот таких же беспризорников, специально отобранных и выдрессированных под надзором коменданта Чекалы. Подобно взрослым гэпэушникам, эти триста сопляков жили в лучших бараках и получали лучшую еду, на рукавах и на груди носили красную звезду, и занимались — подобно взрослым — доносами, следствием, устраивали облавы, арестовывали, обыскивали… Окруженные ненавистью прочих — дикой. А было им всем от десяти до пятнадцати лет.
За удлиненным островом Шлегеля показываются повенецкие створные знаки. Направо ремонтная база. Пристань, катера, запах бензина. Может, удастся заправиться? Подходим к помосту. Мужик в грязной фуфайке (несмотря на жару!) без лишних слов делает русский жест: выпить найдется? Я называю его «русским» потому, что нигде больше не встречал такой комбинации пальцев: кулак, большой палец кверху, мизинец отставлен в сторону. Порой жест бывает еще более выразительным, потому что этим кулаком делают движение, словно опрокидывают кружку. Где-то показывают «V», или «зайчика», или «fuck you» или «О. К.», а здесь лишь немой вопрос насчет «шила». Которого у нас хоть отбавляй. Так что — махнемся. В мгновение ока на берегу столпились мужики. Как из-под земли выползли. Саня им «шило», они нам — бензин. Лыка не вяжут, руки трясутся.
Воспользовавшись случаем, заговариваю со сторожем базы, он один здесь трезвый. Старик клянет «шило», мужиков, а заодно и Ельцина. Когда-то за прогул в Лесную Речку ссылали и там приканчивали. Неудивительно, что люди боялись. А теперь — тьфу, мать твою. Никто ничего не делает. Канал в запустении, того и гляди ряской порастет. Я пытаюсь возразить — мол, столько жертв, да и вообще… Старик перебивает, махнув рукой в направлении мужиков:
Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — записи «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, интервью и эссе образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.Север для Вилька — «территория проникновения»: здесь возникают время и уединение, необходимые для того, чтобы нырнуть вглубь — «под мерцающую поверхность сиюминутных событий», увидеть красоту и связанность всех со всеми.Преодолению барьера чужести посвящена новая книга писателя.
В поисках истины и смысла собственной жизни Мариуш Вильк не один год прожил на Соловках, итогом чего и стала книга «Волчий блокнот» — подробнейший рассказ о Соловецком архипелаге и одновременно о России, стране, ставшей для поляков мифологизированной «империей зла». Заметки «по горячим следам» переплетаются в повествовании с историческими и культурологическими экскурсами и размышлениями. Живыми, глубоко пережитыми впечатлениями обрастают уже сложившиеся и имеющие богатую традицию стереотипы восприятия поляками России.
Эта часть «Северного дневника» Мариуша Вилька посвящена Заонежью. Не война, не революция, и даже не строительство социализма изменили, по его мнению, лицо России. Причиной этого стало уничтожение деревни — в частности, Конды Бережной, где Вильк поселился в начале 2000-х гг. Но именно здесь, в ежедневном труде и созерцании, автор начинает видеть себя, а «территорией проникновения» становятся не только природа и история, но и литература — поэзия Николая Клюева, проза Виктора Пелевина…
Очередной том «Северного дневника» Мариуша Вилька — писателя и путешественника, почти двадцать лет живущего на русском Севере, — открывает новую страницу его творчества. Книгу составляют три сюжета: рассказ о Петрозаводске; путешествие по Лабрадору вслед за другим писателем-бродягой Кеннетом Уайтом и, наконец, продолжение повествования о жизни в доме над Онего в заброшенной деревне Конда Бережная.Новую тропу осмысляют одновременно Вильк-писатель и Вильк-отец: появление на свет дочери побудило его кардинально пересмотреть свои жизненные установки.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
Сергей Иванов – украинский журналист и блогер. Родился в 1976 году в городе Зимогорье Луганской области. Закончил юридический факультет. С 1998-го по 2008 г. работал в прокуратуре. Как пишет сам Сергей, больше всего в жизни он ненавидит государство и идиотов, хотя зарабатывает на жизнь, ежедневно взаимодействуя и с тем, и с другим. Широкую известность получил в период Майдана и во время так называемой «русской весны», в присущем ему стиле описывая в своем блоге события, приведшие к оккупации Донбасса. Летом 2014-го переехал в Киев, где проживает до сих пор. Тексты, которые вошли в этот сборник, были написаны в период с 2011-го по 2014 г.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.