Волок - [14]

Начать Брат собирается с «Жития Елеазара Анзерского». А покамест растирает краски для миниатюр.

* * *

Первая в русской литературе автобиография была создана на Соловецких островах! В 1656 году старец Елеазар с Анзера сам написал собственное «Житие». По тем временам это было событие, поскольку согласно монашескому этикету, ставившему смирение превыше всех добродетелей, писать о себе считалось грехом гордыни, погубившим Люцифера. Дабы избежать обвинений в гордыне, авторы первых на Руси автобиографий пользовались простым приемом: писали «по благословению» духовного отца, поручавшего им создать «Житие» в форме исповеди.

Елеазар часто поминает свою греховность, словно бы кается, однако даже названием подчеркивает свою исключительность: «Житие Елеазара Анзерского, написанное им самим». Елеазар Анзерский был последним великим старцем Соловецких островов до раскола Русской Православной Церкви. Раскол наступил вследствие исправления церковных книг, инициатором которого стал патриарх Никон, бывший ученик Елеазара. Соловецкий монастырь выступил тогда за прежние порядки. «По благословению» Никона царские войска восемь лет (1668–1676) держали осаду монастыря… Лишь предательство инока Феоктиста сломило сопротивление соловчан. После падения крепости с братией сурово расправились: «Иных пущи воров перевешал, а многих, волоча за монастырь на губу, заморозил. Трупы не зарывали: забросали каменьями».

Епифаний Соловецкий, другой ученик Елеазара, один из духовных вождей староверов, написал вторую автобиографию в истории русской литературы, дабы своим «Житием» свидетельствовать о былом: «И как грех ради наших попустил Бог на престол патриаршеский наскочити Никону, предотече антихристову, он же, окаянный, вскоре посадил на Печатной двор врага Божия Арсения, жид овина и грека, еретика, бывшаго у нас в Соловецком монастыре в заточении. И той Арсен, жид овин и грек, быв у нас в Соловках, сам про себя сказал отцу своему духовному Мартирию священноиноку, что он в трех землях был, и трою отрекался Христа, ища мудрости бесовския от врагов Божиих. И с сим Арсением, отметником и со врагом Христовым, Никон, враг же Христов, начаша они, враги Божии, в печатный книги сеяти плевелы еретическия, проклятыя, и с теми злыми плевелами те книги новыя начаша по-сылати во всю Русскую землю на плач и на рыдание церквам Божиим, и на погибель душам человеческим».

Старец Епифаний был сокамерником и исповедником протопопа Аввакума. Они вместе сидели в Пустозерске на берегу Печоры в «земных тюрьмах» — соловецком изобретении, как утверждает профессор Гернет, автор «Истории царских тюрем». «Земная тюрьма» — ящик из балок, в котором человека закапывали в землю. На Островах — под каменной стеной кремля. В крышке ящика делалось отверстие, через которое узник мог дышать и принимать пищу. В ящиках нередко заводились крысы, которые, случалось, отгрызали осужденным уши, нос… Епифания, прежде чем закопать в землю, подвергли публичной казни. Вырвали язык, дабы не провозглашал ересь, и отрезали пальцы правой руки, дабы не крестился по-старому. В «земной тюрьме» он провел двенадцать лет. Там написал свое «Житие», делал с него копии, так называемые «списки», и тайком отсылал. Словно след свой хотел оставить, след своей тропы.

«С благословения» Епифания протопоп Аввакум также создал собственное «Житие» в «земной тюрьме» на берегу Печоры. «Житие Аввакума» завершило период древности в русской литературе и открыло ее современную эпоху.

Протопоп Аввакум — писатель, совершенно сознательно пользовавшийся художественными средствами. Свое «Житие» он создавал согласно законам выстраивания сюжета, эпизоды подбирал тщательно, словно ювелир — камешки; лишние откладывал в сторону. Они потом превращались в самостоятельные новеллы. Аввакум неоднократно сам переписывал «Житие», каждый раз что-то исправляя и подчищая. Поэтому в более поздних «списках» иные события отсутствуют, зато прочие приобретают большую динамику, мощь. Заканчивает автобиографию Аввакум обращением к читателю — просьбой о молитве — одновременно словно бы поясняя цель своей писанины: «Пускай раб-от Христов веселится, чтучи! Как умрем, так он почтет, да помянет пред Богом нас. А мы за чтущих и послушающих станем Бога молить».

На протяжении двухсот лет «Житие Аввакума» было под запретом. Среди староверов оно ходило в списках. Как в самиздате. Издано лишь в 1861 году. Сегодня это признанный шедевр, не только в рамках жанра, но и во всей русской литературе. Варлам Шаламов ценил «Житие Аввакума» больше Достоевского и Толстого вместе взятых. Ничего удивительного, ведь протопоп XVII века пользовался средствами, которые Шаламов опробовал потом в «Колымских рассказах» как технику «новой прозы». Иногда Аввакум переставляет даты — порой на несколько лет! — чтобы получить, например, эффект одновременности затмения солнца, эпидемии чумы и начала реформ Никона, хотя в реальности эти события произошли в разное время. Или цитирует святых отцов — особенно Псевдо-Дионисия Ареопагита — так, что даже авторитетным специалистам в области греческого и староцерковнославянского не удается отыскать соответствующие фрагменты в оригинале.